– А как насчет леса?
– То есть?
– Где охотился Малахов. Прочесали? Там вполне могло что-то остаться. Разве не ясно, что нужно проследить путь – как он выполз на дорогу?
– Это же огромное пространство. Туда надо полк солдат закинуть, чтобы что-то найти! Не говоря уже о том, что дождь в тот день сильный был, вряд ли что сохранилось.
Турецкий пожал плечами:
– Дождь дождем. Значит, придется отправить полк.
Трофимов довольно потер руки:
– Чего нам тут всегда не хватало, так это московского размаха.
– На особенный разгул не рассчитывайте, но в меру пошерстить все придется.
– С вашим приятелем пошерстишь, – снова ухмыльнулся Трофимов, кивнув на Грязнова.
– Об этом не волнуйтесь. Он еще свое слово скажет.
Джип уже давно выехал за город. Море было все время справа. Казалось, цивилизация осталась далеко позади. Дикие каменистые пляжи, прозрачно-чистая вода. Но уже через пятнадцать минут показался первый волнорез. Пляжи теперь были небольшие – через каждые сорок метров они разделялись двухэтажными бетонными понтонами. «Грибки» от солнца, раздевалки, душевые, спасательные и лодочные станции. Было очень жарко. Ленивые отдыхающие нехотя вносили себя в воду и оставались там надолго.
– Между Сочи и Адлером есть такое местечко – Бургас, – сказал Трофимов.
– Болгарское вроде бы слово?
– Ага, болгары когда-то отстраивали нам побережье. Многие даже жить здесь остались… Вот на тамошнем кладбище у Малаховых – семейные могилы. Через пару минут мы будем на месте.
Грязнов проснулся. В нескольких шагах от него стоял гроб с покойным. Турецкий с Трофимовым уже вышли из машины.
Турецкий смотрел на серое лицо человека, который, возможно, предчувствуя свою гибель, еще две недели назад просил прислать следователя-"важняка" из Москвы. Широкие скулы, приплюснутый нос, тяжелый подбородок, уши плотно прижаты к голове – лицо боксера, в любой момент готового к схватке.
«Но уже поздно, – подумал Турецкий. – К несчастью, для тебя, мужик, все уже закончилось».
Удивляло, что Малахова хоронили как мирного, штатского человека.
Невдалеке, на дороге, стояло полтора десятка машин, хотя людей на кладбище было не так уж и много. Местные власти представлял вице-мэр. Начальник городского управления МВД полковник Самсонов пожелал удачи Турецкому и Грязнову и уехал прежде, чем панихида завершилась. Многочисленную семью Малахова – жену, четверых детей, двух братьев, сестру и тетку – окружали сослуживцы, подчиненные убитого начальника уголовного розыска. Всех их Трофимов тихо называл Турецкому и Грязнову по именам. Присутствовало еще несколько молодых мужчин, про которых трудно было что-либо сказать, кто они, Трофимов их не знал.
Турецкий обратил внимание, что о заслугах Малахова, как обычно принято в таких случаях, практически не было сказано ничего. Но говорили при этом много и явно искренне о чисто человеческих качествах полковника: его дружелюбии, честности, мужестве и так далее. Отметили, что незаменимых у нас, конечно, нет, но, похоже, это именно такой случай, в человеческом, личном плане. Сказали, что память о таком человеке не может не остаться навсегда. Вице-мэр добавил:
– Иван Сергеевич Малахов был человек во многом уникальный. К несчастью, трагическая нелепость оборвала эту достойную жизнь в самом расцвете.
«Да уж, – подумал Турецкий, – три пули – это, конечно, нелепость».
– …А ведь у него были такие планы. Такие планы…
Вдова Малахова сокрушенно покивала головой.
– Саша, что ты об этом думаешь? – спросил Грязнов. – Он определенно чувствовал неловкость за свое полупохмельное состояние.
– Не знаю пока. Это может не значить ничего. А может быть – многое.
Солнце жарило уже не так сильно, более того, небо с востока заволокло облаками.
Когда последняя горсть земли упала в яму, Трофимов попрощался со вдовой Малахова, его детьми и родными и подошел к Турецкому.
– Ну что, теперь в управление и в гостиницу?
– Нет, Андрей, давайте в яковлевский лес.
Трофимов покачал головой, но предпочел промолчать.
Дорога заняла не больше сорока минут. Небо хмурилось все больше и уже напоминало Турецкому давешний сон в самолете.
Еще в машине Турецкий просмотрел материалы по гибели Малахова.
– Калибр оружия?
– Стандартный: 7,62 мм. Стрелять могли из чего угодно.
– Количество пулевых ранений?
– Три. Два в область живота и одно в голову.
– Другие следы насилия? – настаивал Турецкий.
– Отсутствуют.
– Выстрел в голову похож на контрольный?
– Вполне. За исключением того, что явно сделан с большого расстояния, как и два предыдущих, судя по результатам баллистической экспертизы, там у вас в папке это все есть. Но именно ранение в живот было смертельным. Так что не похож он на контрольный, – ухмыльнулся Трофимов, делая поворот.
– Неужели с такими дырками сумел выползти из леса?!
– Вот это, конечно, самое поразительное. Судя по большой потере крови, Малахов полз довольно долго, есть подробное заключение судмедэкспертизы.
– Или лежал на самой опушке без сознания, затем в последний момент очнулся и выполз?
– Едва ли, судя по одежде. Он прополз порядком.
– Понятно. А возможно ли по грязи на одежде определить его путь?
Трофимов задумчиво покачал головой.
– Я же говорил, был сильный дождь. Сами видите, как погода все время меняется, – он показал на небо. – Разве только Малахов в лесу что-нибудь выронил и мы действительно сгоним на поиски этого полк солдат…
– Жена может знать, что у него было с собой? Кто с ним обычно охотился? – Турецкий буквально засыпал вопросами, причем делал это специально. – Он вообще часто это делал? Есть тут постоянный егерь? Вас Малахов с собой никогда не приглашал?
– Я – человек довольно мирный, – спокойно реагировал Трофимов, продолжая гнать с бешеной скоростью. – А остальное – выясним, оплошали, это точно. Но вы же сами знаете, на такие дела всегда хорошо смотреть с расстояния.
Шоссе было свежеасфальтированное и довольно узкое. Со стороны моря оно было ограничено редкими столбиками, кювет за которыми был пугающе глубоким. Но наконец приехали.
– Действительно, здесь очень мало места, чтобы разъехаться. Кстати, в то утро движение тут было более оживленным. Юный автогонщик успел сказать: когда раненый мужик выполз на дорогу, едва не случилась авария.
– Где это место?
Трофимов показал. За стеной бурьяна ничего не было видно. Но начинавшийся через десяток метров густой и темный лиственный лес мог вообще скрыть любую тайну.
– Да, – кивнул Турецкий. – Теперь я понимаю ваш скепсис относительно поисков. Но других вариантов пока что нет. Существует какая-нибудь карта этой местности?
– Есть, – улыбнулся Трофимов. Он сломал тоненький прутик и, ни секунды не задумываясь, начертил карту. – Эта дорога относительно леса – кольцевая. Здесь заканчивается лиственный лес и начинается хвойный – очень рекомендую. А тут заканчивается и хвойный и начинается уже песчаная отмель.
– Отмель?
– Да-да. Здесь каскад из трех озер. По сути, это водохранилище, оно ни с чем не связано, ниоткуда не вытекает и никуда не втекает. Я думаю, Малахов там рыбачил. Потому что стрелять тут можно только куропаток – довольно сыро, и они гнездятся на берегах озер. Основная живность начинается дальше, километров через тридцать, где кольцевая размыкается и лес расширяется примерно до семидесяти километров в диаметре, если можно так сказать. Вот там уже настоящие джунгли. Там диких кабанов навалом. У Малахова было с собой очень серьезное ружье – охотничий «Мосберг».
– Где оно сейчас?
– Было на Малахове, когда он выполз.
– Ну и ну! – поразился даже Грязнов, растирая свои ноющие виски.
– Жена говорит, что «Мосберг» ему подарил еще в советские времена министр МВД Щелоков за отлично организованную охоту для московских шишек.