Воздушная обстановка на этом этапе борьбы была своеобразна. Болотистые берега Одера, раскисшая во всей округе местность не позволяли нам сидеть близко от фронта. На полёт к полю боя и обратно, то есть на «холостой» маршрут, уходило довольно много времени. Между тем немцы, располагая вполне оборудованной аэродромной сетью стационарных авиабаз, находились гораздо ближе к линии фронта, чем мы, а значит у них были большие возможности использовать для полёта даже самое малейшее улучшение погоды. Кроме того, подавляющее большинство боёв возникало, развивалось и заканчивалось на низких высотах. А это значило — и боевые порядки, и всё маневрирование надо строить иначе, нежели раньше. Было над чем подумать и мне как командиру, и всем лётчикам нашей части.
Острота воздушной обстановки усугублялась ещё и тем, что немцы с каждым днём старались усилить своё сопротивление, перебазируя к Одеру истребительные и бомбардировочные эскадры с Западного фронта — и, в частности, с небезызвестной Линии Зигфрида. Борьба в воздухе развивалась одновременно в трёх направлениях: над переправами через Одер; над боевыми порядками нашей пехоты и танков; наконец, в глубине расположения противника — над автострадой Бреслау — Берлин и другими главнейшими коммуникациями немцев. Воздушные бои над переправами через Одер мы старались организовать в теснейшем взаимодействии истребителей с дивизионами зенитной артиллерии. Немцы стремились атаковывать наши переправы при низкой облачности, в дождь, когда манёвр наших истребителей, естественно, оказывался ограниченным малыми высотами. Тут на помощь нашим лётчикам приходили зенитчики. В то время, как воздушные патрули брали на себя сковывание вражеских истребителей прикрытия и борьбу с главными силами немецких штурмовиков, зенитчики уничтожали прорывающиеся к переправам немецкие самолёты. Это был довольно эффективный приём. Зенитчики тех стрелковых частей, которые первыми форсировали Одер выше Бреслау, за короткий срок сбили около сотни немецких самолётов. Благодаря совместным, хорошо согласованным усилиям истребителей и зенитчиков немцам не удалось разрушить ни одну из наших переправ.
В боях, разыгравшихся непосредственно над войсками, характерным было массовое уничтожение немецких бомбардировщиков. Немцы пытались группами по нескольку десятков самолётов воздействовать на войска, оказать помощь своей обороняющейся пехоте. Но наши истребители рассеивали отряды вражеских бомбардировщиков до подхода к полю боя.
Действуя по примеру истребителей, наши бомбардировщики и штурмовики умело отражали вражеские контратаки. Попав в весьма сложные условия, исключительное мужество и умение проявил экипаж пикирующего бомбардировщика соседней с нами части. Возвращаясь с охоты на берлинской автостраде, он был атакован восьмёркой «мессершмиттов». Немцы зажали одиночную машину в «вертикальные клещи»: четыре истребителя атаковали её сверху, а четыре — снизу. Неравный бой длился десять минут. Благодаря слаженности действий экипажа все атаки врага были отражены. Мало того, лётчик Григорьев, штурман Аученков и стрелок Квачёв бортовым огнём сбили три «мессершмитта». Командующий наградил экипаж орденами.
С каждым днём росло количество самолёто-вылетов, производимых нашими лётчиками. На маршрутах к Берлину, всё глубже и глубже проникая в Германию, появлялись не только скоростные самолёты, но и лёгкие «поликарповы». Однако интенсивность нашей лётной работы опять стала лимитировать погода. Теперь, когда дело вплотную приблизилось к весне, — а весна в тех районах, где мы действовали, наступает рано, — выдавались яркие, солнечные дни с высоким синим небом. Но почва на аэродромах разбухла, размокла. Трудно было взлетать, но ещё труднее — приземляться.
Снова рыская на автомобиле вдоль линии фронта в поисках более сухого места для аэродрома, я несколько раз пересекал берлинскую автостраду. Гладкое, сплошь заасфальтированное полотно широкой дороги напоминало взлётно-посадочную полосу солидного стационарного аэродрома. А что, если попробовать посадить на автостраду истребители? Я вылез из машины, измерил шагами ширину полотна дороги. Получалось чуть больше двадцати метров. Нормальная бетонированная взлётная полоса почти в два с половиной раза шире. Кроме того, на аэродроме нет этих глубоких кюветов, и там, если вдруг самолёт на взлёте или посадке чуть свернёт в сторону, особой неприятности не будет. Здесь же малейшее уклонение грозит лётчику в лучшем случае серьёзной поломкой машины. А боковой ветер? Как бороться с ним на такой узкой полоске?
Наконец, всё обдумав, я принял решение: перелетаем. Первым, как в таких случаях и водится у авиационных командиров, на автостраду вылетел я сам. Вот и она. Вот облюбованный мною участок. Уже, вместо девушек-регулировщиц из военно-дорожной службы, суетится стартовая команда, раскладывая посадочное «Т», зажигая дымовые шашки, чтобы показать мне, какой силы и куда дует ветер.
«Ну, — спросил я сам себя, — будем садиться?»
«Будем!»
Я выпустил шасси, тщательно рассчитал заход, сбавил газ и, стараясь действовать так же уверенно, как если бы это происходило на самом лучшем, отлично оборудованном аэродроме, пошёл на посадку. Вот уже «Т» совсем близко. Эх, и чертовски же узка эта асфальтовая полоска! Точнее, точнее направление! Парируя снос, я приземлил скоростную машину на берлинской автостраде. Тотчас в эфир пошла радиограмма: «Перелетать всем!»
Один за другим, уверенно, как на параде, на новом импровизированном аэродроме приземлились все лётчики. Где вы, немцы? Посмотрели бы вы, на что способны советские воины! Да разве вы, именовавшие себя когда-то рыцарями воздуха, «летающими людьми», способны на такое? Вот мы пришли в вашу фашистскую Германию и будем теперь стартовать отсюда, с берлинской автострады, для того чтобы бить вас, и бить в самом вашем логове. Глядите на нас, немцы, и удивляйтесь. Впрочем, нет, немцы ни в коем случае не должны видеть нас, не должны знать, где мы находимся. Пусть считают, что советские истребители продолжают ожидать, пока их раскисший аэродром высохнет. Тем неожиданнее будет для них наше появление в воздухе.
Я отдал распоряжение: как можно тщательнее замаскировать самолёты. Чтобы ничем не вызвать у врага подозрений, через наш аэродром до поры до времени беспрепятственно пропускался весь транспорт, непрерывным потоком шедший по автостраде. Бойцы с проходящих автомашин изумлённо смотрели на наши покрытые ветками самолёты, выстроившиеся по краям дороги. Такого они действительно ещё не видали — аэродром на шоссе!
С чувством непередаваемой гордости за своих лётчиков-гвардейцев, мастерски осуществивших этот небывалый в истории авиации аэродромный манёвр, я докладывал командующему о результатах перебазирования. Он, конечно, был рад, но похвалил нас весьма сдержанно. И был прав. Мы пока что сделали самое малое — по одной посадке на человека. А как будет после боя? Как вообще мы сумеем организовать групповой вылет, если сразу может подниматься и приземляться только один самолёт? Вопросов было много, каждый по-своему важный. И вечером вместе с начальником штаба мы засели за расчёты, за инструкцию по боевой эксплоатации аэродрома «Берлинская автострада».
Так мы начали действовать с новой точки. Появление наших самолётов было действительно неожиданным для противника. Мы навязывали ему один бой за другим. Это было тем более важно, что на одном из участков нашего фронта немцы попытались было перейти в частое контрнаступление, с целью разобщения двух группировок наших войск. Мы в меру сил помогали пехотинцам отразить этот натиск врага.
Противник усиленно искал то место, откуда вылетают советские истребители. Сколько раз над автострадой появлялись немецкие воздушные разведчики! Следя за их полётом, можно было видеть, как пытливо они просматривают район прежних своих аэродромов, считая, что мы сидим на одном из них. Но там было пусто. Не ограничиваясь воздушной разведкой, немцы стали выбрасывать парашютистов. Двух-трёх из них, пойманных неподалёку от автострады, привели к нам. Это были унтер-офицеры парашютной школы. Задача высадки — поиск аэродромов советских истребителей. По лицам этих незадачливых «следопытов» было видно, насколько они поражены, увидев, что хорошо знакомая им автострада превращена в тот самый аэродром, который они безуспешно искали в течение нескольких дней. Мимо пленных, стремительно разбегаясь по полотну дороги, уходили в воздух наши воздушные патрули.