– А его жену? Как ее звали?
– Марину? Тоже кремировали.
– На основании чего?
– Приказ министра.
– Где пистолет, из которого совершено убийство? Вы сможете его достать?
– Попробую. Он должен быть еще в оружейке министерства. Но это займет время… я не могу светиться.
– Я сам попробую. Кто возил Щекуна?
– Фамилия Заяц. Он до сих пор работает.
– Он с кем-то был близок по работе? Друзья?
– Нет. Очень одинокий человек.
Возможно, так он и упустил дочь.
– У него были личные агенты?
– Да. Теперь это мои агенты.
Дальше спрашивать было бесполезно – ни один опер ничего не расскажет про своих агентов. Все под Богом ходим.
– Насколько можно доверять Беленко?
– То, что он не националист – точно. Но человек мутный. Я держу его только страхом – он немало чего из министерства на дачу утащил.
Ясно…
– Есть еще что-то?
– Да, вот…
Мне в руку попал пакетик. Там было что-то маленькое, твердое.
– Оттуда?
– Да, там подобрал. Надеюсь, пригодится. Здесь – экспертизу делать нельзя.
– Понимаю. Как я могу вас найти?
– Никак. По телефону тоже больше не звоните. Все прослушивается.
– Может, потребоваться помощь.
– Я сам вас найду. Впрочем… здесь в столовой гостиницы. Если я нужен – устройте скандал по поводу мяса.
– Тут его нет.
– Тогда по поводу его отсутствия…
Я кивнул. Говорить было больше нечего, я вышел из машины, аккуратно прикрыл дверь. Пошел в темноту.
Серега был на месте, он на ком-то стоял.
– Оставь его, это водитель.
– Шеф…
Я посмотрел – обрез. Понюхал – недавно стреляли. Получается, этот теневик – приказал своему водителю стрелять по моим окнам, поднял на ноги весь Киев – только ради того, чтобы выманить меня на улицу.
– Все равно, оставь. Это водитель.
– Какой водитель?
– Неважно. Пошли спать…
…
Примерно в это же самое время – под Киевом и в самом Киеве происходили другие, «дуже интересные вещи»…
Сам Киев – это город, стоящий на большой реке, а река – в городской черте и чуть выше – имеет несколько русел, и есть острова. Самый известный из них – Гидропарк, там даже остановка метро есть – но есть и другие острова, в том числе и такие, до которых можно добраться только на лодке. На них отдыхают, купаются… но некоторые из них стоят заброшенные, поросшие кустарником и деревьями. Находясь на острове, можно не привлекать внимания неделями – и в то же время находиться чуть ли не в центре Киева.
Длинная, синяя гусеница – выскочила из тоннеля, загромыхала по переброшенному через Днепр громадному мосту с линией метро. Сам Днепр – батюшка Днепр, ось, вокруг которой здесь вращалось все – величаво катил на юг свои воды.
Было уже темно, поток людей, едущих с правого берега на левый, застраиваемый спальными районами – схлынул, и вагоны шли заполненными едва ли на треть. Среди людей, которые в нем ехали – ничем не выделялся неприметный человек в шляпе и пальто – если он и выделялся, то лишь своей старомодностью – так давно никто не ходил, и не носил шляп. Но этот человек – носил и не потому, что ему было удобно в шляпе. Просто он происходил из Львова, а там многие носят…
– Станция Гидропорт, следующая…
Говорили по-русски.
Он ненавидел русский язык. И русских. Ненавидел не конкретно за что-то, а просто потому, что они – есть. Потому что ненавидели и отец, и дед, и прадед…
Прадед был известным во Львове зубным техником, имел немалое богатство – от него кстати, осталось некоторое количество золота, до которого не добрались чекисты. Деда – сослали в Сибирь после оккупации. За что? А ни за что – просто так… За то что был грамотным, имел в собственности большой дом и землю… этого было достаточно. Парадоксально – но ссылка в Сибирь помогла деду уцелеть, иначе его, скорее всего, отправили бы в концентрационный лагерь нацисты, как еврейскую помесь.
Из Сибири – дед вернулся с русской женой, и маленьким ребенком – его отцом – но не перестал ненавидеть. Он жил тихо, устроился работать истопником – но всегда по субботам, когда они собирались за столом – дед рассказывал одну и ту же историю, чего их семью лишили русские. Почему то именно русские – даже подразумевая «коммунисты» – дед говорил «русские».
Отец получил высшее образование в Львовском политехе, потом преподавал. И тоже – сохранил ненависть к русским и передал ее своим детям – несмотря на то, что вступил в КПСС как только для этого представилась возможность. Своего же сына – он готовил к власти, специально готовил – и ему это удалось.
Возможно, лучше, чем даже он предполагал