– Даже так… интересно.
– И Нагорный Карабах. Имеет ранение.
Министр что-то выстукивает ручкой по столу, смотрит на меня, потом в бумаги, потом опять на меня.
– Значит, опыт работы в горячих точках есть?
– Так точно.
Ранение в Нагорном Карабахе я получил по откровенному предательству и глупости. Оперативная группа была практически на сто процентов проармянской, многие это даже не скрывали. Потворствовали открытому беспределу, без санкции встречались с лидерами армянского сопротивления – или бандформирований, если точнее. Причина этому… скорее всего, была та, что армяне намного сильнее, чем азербайджанцы интегрировались в советскую интеллигенцию, и потому умели окольными путями лоббировать свои интересы. Армян было полно и около Горбачёва – академики Аганбегян, Ситарян15. А я и еще несколько человек, считались проазербайджанскими – это выражалось в том, что мы настаивали на жестких мерах в отношении всех, кто задержан в зоне вооруженного конфликта без документов, тем более с оружием, кто при задержании оказал сопротивление16. Я Афганистан прошел, я этого дерьма понавидался – когда сначала взяли, потом выпустили в рамках процесса национального примирения, глядишь – и опять он в банде, по тебе стреляет. А теперь то же самое происходило на советской земле – в точности! Документов нет. «Что здесь делаете? – Коровники строим». Все местное население – армянское, оно не только их покрывает, но и зачастую пытается отбить задержанных, окружает РОВД, ГУВД, митингует, тут же появляются народные депутаты… Зорий Балаян, Стелла Капутикян…
Вот, после долгих бесплодных разъяснительных бесед и даже попыток сунуть взятку – местные федаины поняли, что со мной договариваться бесполезно, – и подстрелили меня. Из охоткарабина «Лось», прямо в Степанакерте. Как мне потом доверенные люди передали, федаины пожелали мне выздоровления, сказали, что я честный. Если бы был не честный, брал бы взятки у азеров, стреляли бы в голову…
– Товарищ Дедков… Есть предложение поработать в Киеве.
Киев. А там то я что забыл?
– Обстановка в Киеве сложная… не буду скрывать. Формируется временная сводная опергруппа. Нужны самые опытные люди. Алексей Алексеевич называл вас.
Раз так…
– Я готов.
– Детали до вас Алексей Алексеевич доведет, он останется в Москве. И…
Министр пристально посмотрел на меня:
– Не подведите…
Москва, Житная 16. Здание центрального аппарата МВД СССР. 01 июня 1992
года
Из кабинета министра мы спустились вниз, в то пустующее помещение, которое, видимо, использовалось как кладовая. С помощником министра у меня предстоял нелегкий разговор. Нелегкий в том числе и потому, что я фактически предал министерство – меня, как и нескольких других человек засылали в МВД РСФСР чтобы стучать, но я стучать на коллег отказался. К чести Алексея Алексеевича, он понял, не натравил на меня инспекцию.
Но это тоже был долг… который надо отдавать.
– Что, без понтов не можете? Раньше за шмеля ты бы за полдня из министерства вылетел!
– Да какие это понты, Лексей Лексеевич? Вы подъезжайте в Южный Порт17 в выходной день. Вот там – понты…
Я переодевался. Алексей Алексеевич Герасимов, генерал-лейтенант милиции, сидел на трехногом стуле, умудряясь не падать.
– Все беды ищете.
– Ну, простите, Лексей Лексеевич. Бес попутал.
– Так найдете.
– Что там на Украине?
– Плохо на Украине… Официально вы едете расследовать гибель замминистра Щекуна.
Я вопросительно поднял брови.
– Разве дело не закрыто?
Мое удивление можно было понять – очень уж грязная история…
Заместитель министра внутренних дел Украины Сергей Щекун – ликвидатор аварии на ЧАЭС, прошел путь от рядового опера до замминистра, начальник штаба украинского МВД. Взяток не брал – это все знали, пережил два покушения. Но у него была дочь, Ксения. Во время учебы в Могилянке пристрастилась к наркотикам. Щекун, как потом оказалось, доставал для нее наркотики по своим каналам – замминистра отказать не могли. Когда служба собственной безопасности выявила этот факт, его вызвал министр, поговорили по душам – мол, так, мол, и так, Сергей, но закрывать глаза мы на это не можем. Клади свою дочь в больницу, на лечение – или уходи из органов.
Он ничего не ответил, ушел домой. Дочь была дома, о чем они говорили – неизвестно. Только обнаружили ее – наутро, в невменяемом состоянии – потом с трудом в больнице откачали – передозировка. Как потом установили, Щекун поговорил с дочерью, после чего дочь – дождалась ночи, раздобыла пистолет отца, прошла в спальню, застрелила и отца и мать. После чего – приняла большую дозу героина, всё, что нашла, – скорее всего, всё, что было в доме. Решила покончить с собой. Но в больнице ее откачали. Судить не судили, признали невменяемой. Помимо прочего, у нее обнаружили СПИД. Отправили в психиатрическую больницу, умирать.
16
Это сейчас, если подозреваемый в терроризме при задержании оказывает сопротивление – он уничтожается на месте в 99 % случаев. А тогда – даже задержанных с оружием, при оказании вооруженного сопротивления правоохранительным органам – могли отпустить на поруки общественных организаций! Всю дикость этого хорошо описал Поляков в своей книге: читаешь и думаешь – а что, Поляков совсем дурак, что признается в предательстве, или, по крайней мере, в злостном неисполнении своих должностных обязанностей? Сейчас, с конфликтом типа Нагорного Карабаха – справились бы в два счета. А тогда – просто не было понимания того, что террористов, бандитов надо тупо уничтожать, слишком сильны еще были догмы о дружбе народов.