И ясно, что никто в доме не мог понять его состояния, потому что вообще на эти богословские темы никогда даже не поднималось у них разговоров.
А что до Петра, то он только с Тугаевым делил свою тоску и думы.
Образ Анели неотступно преследовал его.
Изменился Петр.
Никто в доме не узнавал теперь в этом молчаливом, угрюмом воине прежнего веселого, беспечного юношу.
Петр несколько раз порывался бросить службу и ехать искать Анелю, но царь не отпускал его от себя, особенно дорожа им на охоте. В свите его, кажется, не было наездника, равного Петру.
Время шло, и острая боль обиды притуплялась, но Петр не мог уже вернуть прежней веселости. Все вокруг него как-то потускнело и утратило свежесть новизны и прелесть интереса.
Только иногда он забывался совершенно в охоте, особенно если царь устраивал схватки кречетов с коршунами.
Дивился князь на своих сыновей и не знал, что с ними сталось и как даже узнать про то. Пробовал он заговаривать с ними, но они выросли уже из тех лет, когда на них можно было крикнуть и силой выпытать тайну, а сами они не открыли сердец своих.
– Нет, в наше время иначе было, – говорил иногда с горечью князь, – дети к отцу ближе стояли!
Боярин Матвеев, Артамон Сергеевич, однажды ответил ему с усмешкой:
– Ой ли, князь! Смотри, и раньше так же бывало, только мы тогда сыновьями были. В том и разгадка всему! Вспомни-ка свою молодость? Али с отцом по одному думал?
Теряев взглянул на умное лицо Матвеева и вспыхнул.
Правда, великая рознь была между ним и отцом, и кончилась она чуть не кровной враждой. Он вздохнул и ответил:
– Может, и прав ты, Артамон Сергеевич! Только тяжко отцам это.
– Что говорить! Да разве у тебя сыновья бездельники какие, что ты все вздыхаешь да охаешь?
Князь выпрямился.
У Теряевых бездельников не было никогда!
– Ну так что же?
В голосе Матвеева слышалось участие. Князь знал его за умного и доброго человека, еще более – за царского любимца, и поведал ему свое горе.
Матвеев покачал головою.
– С Петром-то правда неладное что-то. Я и сам видел. А с Терентием что? Человек он вдумчивый, хмурый. Его оставь. Дело делает, царю служит…
– Не то! В доме врозь все ползет, разлад. Надвигается что-то, Артамон Сергеевич, на нас на всех!
– Еще чего выдумал! – усмехнулся Матвеев.
III
Соколиная охота
Шестой год уже исходил, как Петр вернулся из походов и тосковал по Анеле, и однажды в теплый осенний день он выехал с Кряжем в усадьбу под Коломну посмотреть на свою охоту.
Кряж ехал молча подле своего господина, потом вдруг с решимостью встряхнул головой и сказал:
– Князь! Дозволь слово молвить!
– Чего?
Кряж поправился на седле.
– Сказывают, что можно нам эту полячку найти!
– Как? где? – Петр весь встрепенулся, как кречет.
– У нас тут под Коломной колдун есть. Слышь, бают, он дознать может…
– Ложь! – сразу разочаровавшись, ответил Петр. – Бабьи сказки это, Кряж!..
Немец Штрассе, а потом за последнее время Матвеев, этот европейски образованный человек, успели разрушить глупые предрассудки в уме Петра.
– Как твоя милость! – ответил Кряж. – Люди ложь, и я тож, а только сказывают!
– Что же сказывают?
– Всякие дела он делает… – И Кряж начал передавать удивительные вещи о том, как колдун открывал воров, как уничтожал присуху, как заговаривал руду, как одной бабе Куприхе показал мужа, который в ту пору под Вильной бился.
Петр слушал, и в его сердце начинало вкрадываться сомнение.
А что, если все это правда? Недаром же отцы и деды этому верили, недаром же умные люди, составляя уложения, о колдунах помянули. Вон Тугаев носил же в поход заговоренную кольчугу, и что ж? Ни пуля, ни меч его не тронули…
– Хорошо, Кряж, найди его и уговорись с ним! – сказал Петр и прибавил: – Может, и выйдет что.
– Выйдет! Он нам ее во как укажет! – оживляясь, сказал Кряж.
Они приехали в усадьбу, и Петр отдался своей забаве. На псарне от оглядел любимых псов, потом зашел в соколиное отделение и осмотрел своих соколов.
Молодой парень Фаддей, его сокольничий, с сознанием своего достоинства ходил следом за своим господином и спешно отвечал на его вопросы.