Князь слушал его, опустя голову и не зная, что отвечать ему.
Аввакум тяжело перевел дух.
Боярыня спросила с ласковой улыбкой:
– Почто, князь, пожаловал? Аль соскучал?
Князь вздрогнул при звуке ее голоса, поднял голову и, встретив ее приветливый взгляд, не мог скрыть правды и ответил:
– Случаем, боярыня! Смутно на душе было, и вздумал я поехать к деду моему, отцу Ферапонту, на Угреш, а по дороге Киприан встретился и к тебе послал, а я и рад.
Боярыня тихо улыбнулась и сказала:
– Что я могу, убогая? О чем дума твоя была?
Терентий не скрыл и прерывающимся голосом рассказал о своих сомнениях.
Где правда? Страшно ему душу загубить, и не видит он пути и исхода в своих сомнениях…
Лицо боярыни осветилось. Она встала и, протянув руку к Аввакуму, взволнованно сказала Терентию:
– Сам Бог устами Киприана направил тебя сюда. Не мне учить и наставлять тебя. Вот пастырь. За ним иди!
Волнение охватило Терентия. Он упал в ноги Аввакуму и воскликнул:
– Отче, вразуми!
И послышался ласковый голос протопопа:
– Научу тебя, миленький, на то и сюда пришел. Было мне видение: «Иди и вразуми неразумных, спаси от геенны огненной заблудшихся!» И пришел я, и Господь Бог со мной. Царь преклоняет ухо свое ко мне. Бог поможет, и вразумлю!.. – И он начал говорить, сперва тихо, плавно, потом более и более распаляясь, и наконец речь его полилась бурным потоком. Что было прежде и что теперь? Где прежнее благословение? Где прежняя вера? Один соблазн!! Он говорил: – Вот поют вместо «благословен грядый» – «обретохом веру истинную». То их пение на великое поношение православной нашей веры. Горе нам, горе! Имя сыну Божию переменили и печатают «Иисус». Звон и пение церковное – православным соблазн и попущение. Все-то кругом антихристово измышление и изощрение, дабы уловить душу православную. Наложил Никон проклятый печати антихристовы и на самого царя, и на слуг его, да не будет так! Господь Бог видит правду и указует избранным Его, а за гонения венец мученический; так древлe гнали апостолов и учеников его!..
И много говорил Аввакум, умиляя душу Терентия, населяя ее страхом за никонианцев и укрепляя в старой вере.
Когда они расставались, Аввакум благословил и поцеловал его.
– Еще единую овцу спас от сетей дьявола! – сказал он с умилением. – Благодарю Тя, Господи!
Терентий возвращался домой успокоенный, смелый и бодрый. Он знал, что ему делать, что думать, что говорить, и ко всему его радовала мысль, что боярыня так же думает, что он ей теперь брат по духу и скреплен с ней крепкими узами.
По дороге он опять встретил Киприана и на этот раз сам остановил своего коня.
– Спасибо, – сказал он ласково, – что надоумил меня!
Киприан широко улыбнулся и потряс кудлатой головой.
– Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых, и совет нечестивых погибнет! – заорал он таким диким голосом, что конь шарахнулся в сторону и понес князя.
Князь скакал и был рад этой быстрой езде, которая возбуждала его и соответствовала настроению его духа.
Конь был весь в мыле, когда князь въехал во двор. Он слез с коня и прошел в свои покои, едва раздевшись, как подошел к божнице и, сложив два перста, стал быстро наотмашь креститься, повторяя:
– Тако верую! Тако верую!
И никто в доме не знал, что происходит в душе Терентия и какие тучи он сбирает на свою голову.
IX
Ночь свиданий
Прошло три дня. Князь Петр вернулся домой и стал слезать с коня, когда к нему подошел Федька Кряж и низко поклонился.
– Вернулся? – сказал Петр. – Долго же вы были! Что ж он, доволен?
Кряж встряхнул волосами и ответил:
– Приказал благодарить твою милость, а мне целый ефимок подарил!
– Что же наколдовали? – спросил князь, идя в горницу.
– Всего было! – ответил Кряж, идя за ним. – На мельницу водил, на воде гадали. Что он говорил, не знаю, а князь больно повеселел.
Петр отпустил своего стремянного и лег на лавку в ожидании обеда. Через несколько минут его позвали наверх. Как и прежде, обедали все вместе, только теперь уныло и хмуро проходила общая трапеза.
Князь Терентий сидел мрачный, сосредоточенный, а жена его, Дарья Васильевна, то и дело злобной усмешкой кривила губы.
Молодая княжна Анна была бледна и задумчива, да и Петр не больно радостен.
Старый князь и княгиня тревожно смотрели на детей своих и не знали, что делается в их сердцах. Даже когда окончился обед и женщины ушли, отец, оставшись с сыновьями, не знал, как вести беседу, чтобы хоть немного заглянуть в их души.
И он стал сперва говорить о царских делах, о боярине Нащокине.