Панфил и Мирон вышли мрачные, торжественные и, миновав двор с бушующими гультяями, вышли на улицу.
Им навстречу бежала толпа; среди всякого сброда виднелись то тут, то там страшные лица колодников.
Несколько человек, составлявших ядро толпы, высоко поднимали на палке отрубленную голову и кричали:
– Со всеми так будет! Ладно, поиграли нами, пошутим и мы!
– Берегись, спесь боярская!
Мирон взглянул на отрубленную голову и узнал в ней голову дьяка.
– Всем один конец, это верно! – произнес он злобно.
– Эй, вы! Куда ж теперь идти хотите? – закричал он толпе.
Толпа остановилась. Многие узнали в нем своего вожака и закричали:
– Куда поведешь нас! Мы за тобой!
– Тогда к Шорину!
– К Шорину! К Шорину!
– Гайда, ребята!
В это время со стороны города подбежала ватага.
– Братцы! – закричали они. – Бежим на площадь! Там от царя гонец!
– На площадь!
– От царя гонец!
Голова Травкина, сброшенная с палки, полетела на землю и глухо ударилась.
Толпа ринулась по улицам, давя и толкая друг друга, прямо на Красную площадь.
Мирон с Панфилом медленно шли позади.
– Не улестил бы народ он только, – озабоченно говорил Мирон.
По дороге встречались отдельные ватаги; они присоединялись к толпе и текли на площадь, как лавина.
XVII
Безумие
Хованский на взмыленном коне стоял посреди Красной площади и надрывался от крика. Кругом его, куда ни глянь, виднелись головы, лица и шапки, и только огромная любовь москвичей к Хованскому разрешала ему такую безумную отвагу.
Он не думал об опасности и кричал, надрываясь:
– Православные! Народ московский! Что вы затеяли? Очнитесь! Царь-батюшка милостив и ваши вины пока что отпустит. Не одумаетесь, поздно будет! Ни за что пропадете. У царя немало войска и верных слуг!
– Мы не на царя, а на слуг его! – закричали из толпы. Мы тебе зла не желаем! Оставь нас!
– Православные, люди добрые! – надрывался Хованский. – Успокойтесь! Царь за мной в Москву будет. Все рассудит!
– Пусть бояр-изменников выдаст! Пусть собаку Милославского нам отдаст!
– Оставь, Хованский, ты человек добрый, в наше дело не вмешивайся.
– Братцы! – раздался зычный голос Мирона. – Да чего ждать? Идем на Шорина!
– К Шорину! – раздались крики.
Хованский направил коня к дому Теряева и стал медленно пробираться в толпе.
Князь Теряев с сыном Петром и князем Куракиным держали совет, когда приехал Хованский.
Он слез с коня и неслышно вошел в горницу. Строгие до внешнего этикета московские бояре теперь и не подумали о нем.
– Что, упарился? – спросил его Куракин, зная от Петра об его приезде. – Уговорил?
Хованский только качнул головой.
– Дай испить, – попросил он Теряева, – всю глотку надорвал!
Теряев хлопнул в ладоши и велел подать меду и кубок.
– Тяжелые времена переживаем! – сказал он. – Беда отовсюду! И война, и голод, и дома нелады.
– И не скажи! – Хованский махнул рукой. – Слышь, выдай им Милославского. Теперь на Шорина пошли. Хорошо, коли убежит!
– Не грех и Милославского трепануть, – сказал Куракин.
Хованский усмехнулся и погрозил пальцем. Потом сказал:
– Ну, я сейчас и назад к царю! А вы что делать будете?
– Мы-то? Да вот наш воин, – князь Куракин указал на Петра, – берется стрельцов собрать да свой полк, и по малости укрощать будем. Где можно. Дворец побережем, казну…
– Ну, ин! – сказал Хованский. – Я еду. Князь, нет ли коня у тебя? Мой угнался!
– Бери любого, – ответил Теряев и приказал приготовить коня.
Мятежники бросились к дому гостя Шорина, разбили его, разграбили, искали самого Шорина и не нашли его. Вместо него они схватили его пятнадцатилетнего сына.
– Где отец? – кричали они, встряхивая его.
– Он еще на неделе уехал!
– Куда?
– А не знаю.
– А, щенок! Падаль! Врать еще! Говори, что в Польшу уехал, с письмами от бояр, чтобы царю изменить!
– Не знаю.
– Говори, как наказывает; не то живьем сожгем!
Мальчик заплакал.
– Ну, куда твой отец уехал?
– К полякам с боярскими письмами, чтобы царя извести! – ответил он, дрожа от страха.
– Го-го-го! – загудела толпа.
– Братцы, к царю его! В Коломенское! Пусть на бояр докажет!
– К царю! К царю!
– Всех бояр-изменщиков на виселицу!
– В Коломенское! – И, подхватив мальчика Шорина, толпа хлынула из Москвы.
Хованский выехал от Теряева, увидел движение толпы и вернулся.
– Все бегут из города, – сказал он, – вероятно, в Коломенское. Вы, как они уйдут, ворота заприте, а потом следом войско пустите!
– Хорошо! – согласились градоправители и сделали так, как сказал Хованский.