– Ну а где ж твой силач? – обратился он к Ртищеву.
Ртищев низко поклонился царю и быстро выбежал из палаты. Все оживились и повеселели. Царь снова пошел в сад и там смотрел на кулачный бой, а после всенощной остаток вечера провел у царицы. Идя на покой, он сказал Теряеву.
– Ну, князь, хоть и не спальник ты нонче, а думный боярин, все ж с тобой мне побыть хочется. Идем ко мне в опочивальню!
Терентий молча поклонился царю, а все с завистью поглядели на князя. Царь отпустил бояр и пошел в опочивальню. Отпустив спальника, он разделся с помощью Терентия и лег в постель, отпахнув полог кровати.
– Не буду спать нонче, – проговорил он, – взволновали меня дела эти! Тяжко, князь, царем быть! Немила эта корона самая! Подчас иному сокольничему завидуешь: нет у него ни тревог, ни забот; нет ответа перед Богом такого страшного!
– Господом помазан на царство; Господь и силу даст, – тихо промолвил Терентий.
– Эй! Силу, силу, – вздохнул государь. – Да коли она вся на бояр идет? Вот хоть бы теперь? Тестюшко мой, знаю, народ грабит, а что поделаю? Другой, может, хуже будет. Были Морозовы, согнал их, поставил Милославского – и того хуже. Его прогонишь и Бог весть на кого наткнешься. Нету ни царских, ни Божьих слуг; всяк только о себе думает, а я за всех! – Он вздохнул и замолчал. На душе его было горько.
Он ли не отец для народа своего? Он ли не молельщик? На церкви жертвует, нищую братию оделяет щедро, принимает и сирого, и убогого. Не гнушается ни больным, ни колодником, а Господь словно отворачивается от него. Голод, мор, войны, пожары, бунты! Всего вдоволь – и нет только мира да спокойствия.
– Господи! – тихо прошептал он. – Вразуми, но не оставь милостью!
Его кроткая душа скорбела. Ему было больно видеть оскудение своего народа, и в то же время он не знал, чем помочь своему горю.
Князья Теряевы, Ордын-Нащокин, Шереметев да Матвеев, Артамон Сергеевич, – вот и все! – перебрал в уме царь своих слуг, в честность которых он мог поверить.
– А остальные? – И царь горько усмехнулся.
Терентий лежал на широкой лавке и думал свою думу.
Вот оно! Начинает сказываться! Не проходит даром отступничество! Господь видит и карает. Все стали слугами антихриста – на всех печать его, а устами говорят: «Господи, Господи». Никонианцы презренные! И ему вспомнилась моленная Морозовой, Аввакум с его горячей речью, юродивые с их жаждой пострадать за веру, и сама Морозова, презирающая всю суету.
Любовь смешивалась с благоговением, и Терентий с умилением думал: «Скоро увижусь с нею».
Ночь прошла спокойно. Рано, чуть свет, стали сбираться в дорогу: выкатывали колымаги, запрягали лошадей, выстраивались вершники и скороходы.
Тем временем толпа, идущая из Коломенского, встретилась с бегущими из Москвы.
– Назад! – закричали первые. – Государь-батюшка сам на Москву приедет сыск делать!
– Нет! – закричали из встречной толпы, – мы государю языка ведем: на бояр доказывать!
– Что на бояр?
– А то, что они с Польшей дружат! Батюшке-царю измену готовят!..
– Вешать их! Топить!..
– За тем и к государю идем! Поворачивайтесь за нами! Государь нам их сейчас головой отдаст!
– Назад! Назад! – закричали в толпе, и все, соединившись вместе, двинулись снова в Коломенское, таща с собой и малолетнего Шорина.
Мальчик был ни жив ни мертв. От страха он плакал и просил отпустить его, а мятежники говорили:
– Ужо, ужо! Сперва царю правду докажи!
В чем была правда, они не понимали и сами. Слишком была велика ненависть, накопившаяся за много лет, против бояр, и теперь она вылилась в такой безобразной форме. Царь вышел на крыльцо, собираясь ехать в Москву, когда ему с испугом доложили о приближавшейся грозе.
Царь нахмурился.
– Опять! – грозно воскликнул он. – Чего ж им от меня надо? Неужто не поверили?! – И, прежде чем могли опомниться бояре, он вскочил на своего коня и поскакал прямо на несметную толпу.
Толпа увеличилась почти в два раза. Она занимала всю ширину дороги и черной тучей тянулась на добрых полверсты. Царь осадил коня и тотчас был окружен шумящей толпой. Он был один. Позади него из бояр находился только Терентий. Все оружие царя составлял поясной нож, но он и не подумал о том. Подняв шелковую плеть, он грозно закричал на толпу:
– Что ж вы, крамольники, опять вернулись? Мало вам моего царского слова? Чего вам надобно?
– Милости, царь! Правды! – закричали в толпе. – Не мы, а бояре твои – крамольники! Выдай их нам на расправу!
– Слышь, государь, они полякам прямят!..
– На тебя зелье готовят!..
– Мы за тебя заступники!..
Царь смутился:
– Что еще? С чего вы брешете?