Чайник вскипел быстро. Быстрее, чем мои девочки вернулись из ванной. Немножко мокрые, но довольные. Маша тут же ухватилась за сырники, Анюта устроилась на стуле, посадила на колени Плюшу и заболтала ногами. Похоже, есть ей не хотелось, но и смотреть мультики или рисовать, когда на кухне устраивались посиделки для девочек, она не могла. Так и проболтала ногами, переводя хитрые глазенки с мамы на сестру. Когда же чай был выпит, а сырники - съедены, Анюта умчалась в детскую вслед за Машей.
Я как раз успела разобрать сумки, когда из их комнаты раздалась привычная песня: крики «отдай» и «моё». Похоже, Анюта опять утащила что-то из-под носа у старшей сестры и теперь дразнилась. Я вздохнула, окинула взглядом такую притягательную табуретку в углу, и пошла к ним - разнимать. Последнее время они стали часто ссорится, хотя еще недавно не могли наиграться друг с другом. И виной была не только Маша. Анюта тоже взрослела и менялась.
Стоило постучать в дверь, как крики тут же стихли. Мы с Витей установили такое правило: без стука - ни ногой. И девочки приняли его. Теперь не только им давалось время исправиться, но и мы с мужем получили фору и могли не бояться, что девочки увидят или услышат что-то лишнее, когда решат зайти к нам в комнату. Вернее, нашей она становилась только с девяти вечера до семи утра, а всё остальное время носила гордое звание зала.
Я толкнула дверь, придерживая за ручку. Анюта сидела около двухъярусной кровати со скрещенными по-турецки ногами и прижимала что-то к груди. Кажется, Машин листок из блокнота. Та в свою очередь стискивала в руках Плюшу.
- Что у вас тут? - я перевела взгляд с одной дочки на другую. И если Анюта поникла головенкой, то Маша глаз не отвела и смотрела непривычно дерзко - мол, она первая начала. - Так. Я сейчас буду звонить бабушке Гале, поэтому кричать не советую. Услышу, узнаю и накажу. Понятно?
Я постаралась напустить на себя как можно больше строгости. Дочки кивнули. Сначала - Анюта. Потом Маша отвела глаза и тоже дернула головой.
- Вот и ладно. А пока вы миритесь, ваши вещи побудут у меня.
Я протянула руки, поманила пальцами. На этот раз первой сдалась Маша. Тут же подскочила и сунула мне в ладонь Плюшу. Он был весь мокрый, словно вспотел. Потом бочком, будто нехотя, подошла Анюта. Развернула листок, покрутила в руках, скользнула взглядом по застывшей рядом с ней Маше. Та смотрела на младшую сестру из-под нахмуренный бровей. На какой-то миг мне показалось, что сейчас Аня порвет листок - что-то мелькнуло в ее глазах такое. Но этого не случилось. Анюта отдала мне листок и тут же вернулась на место, не забыв скрестить ноги. Кажется, даже надулась.
Я вышла. В то, что они продержатся до конца разговора, верилось с трудом. Мои стрекозы всегда найдут повод для ссоры. Как и для примирения. Звонок же маме висел надо мной уже несколько дней Дамокловым мечом. Вот только поговорить с ней у меня так и не вышло. Я звонила раз пять, но ни один не увенчался успехом. Абонент отказывался брать трубку. То ли мама уже спала и на этот случай перевела телефон на беззвучный режим, то ли еще не пришла с огорода. Он стал ее страстью, и когда-то далекая от земли заведующая библиотекой, мама вдруг с головой ушла в сидераты и помидорную рассаду. Иногда мне казалось, что так она заглушала тоску по отцу. С весны до осени мама с утра до позднего вечера боролась за урожай и с урожаем, и даже зиму умудрялась забить до отказа наклеиванием морковных и луковых семян на туалетную бумагу.
Поняв, что и сегодня придется уснуть с неспокойным сердцем, я сунула телефон обратно в сумочку. Поморщилась, вспомнив, что обещала в ней разобраться. И ведь правда накопила прилично ненужных бумажек: чеков из магазина, использованных билетов метрополитена - иногда на нем было быстрее добраться до места, чем на машине, рекламных буклетов, которые у этого самого метро раздавали, и прочего и прочего. Взяв себя в руки, я села на низкую обувную полку, с одной стороны положила Плюшу, с другой - Машин рисунок. Только сейчас обратила внимание, что на нем была не клыкастая морда, а обыкновенное дерево. Что-то вроде березы с торчащим птичьим хвостом из гнезда на одной из веток и широким дуплом.
Я даже сперва забыла, что собиралась делать. Не будь у меня сумки на руках - отправилась бы возвращать девочкам вещи. А так - с очередным вздохом распахнула сумочку и принялась разбирать бумажки. Оплаченные квитанции - в одну сторону. Они хранились в зале на верхней полке на всякий случай. Магазинные чеки, рекламки и прочий мусор - в другую.
Среди бумажек до сих пор лежал и распечатанный конверт. Я еще раз открыла «письмо счастья» от мирового суда. Там хранилась повестка с датой заседания, постановление о назначении этого самого заседания и копия протокола. Блеклая, но читаемая. Я пробежала по строчкам глазами - всё верно. Ни приписок, ни исправлений. Вот - версия «потерпевшего», здесь - моя. Отметка о том, что есть видеосъемка и...