Настойку пустырника я пила редко, но в домашней аптечке ей неизменно находилось место. На всякий случай. Теперь же, отсчитывая подрагивающими руками нужное количество капель, я старалась избавиться от лезших в голову мыслей. Ну не мог мой Витя завести женщину на стороне, никак не мог!
В комнату я вернулась только тогда, когда подействовал пустырник. Не глядя на Витю села на постель, толкнула его локтем - подвинься. Муж послушно отвернулся к стене. Я же легла на самый край дивана и уставилась в потолок. Белые флизелиновые обои, которые я когда-то хотела раскрасить радугой, солнцем и облаками. Сделать почти настоящее небо в квартире, чтобы оно всегда было над нами летним, теплым и ярким. Но руки так и не дошли.
Сколько я так пролежала, глядя в потолок? Наверное, минут двадцать - не меньше. Солнечные лучи успели сползти с постели на пол, загавкала собака соседей сверху, напоминая хозяевам, что неплохо бы сходить во двор. А я всё смотрела в потолок и ни о чем не думала. Внутри было спокойно из-за пустырника, только вот глаза оставались на мокром месте. Пытаясь отвлечься, я вдруг принялась вспоминать, а сколько мы уже жили в браке? Обычно женщины помнят такие вещи - дата первого свидания, поцелуя и уж тем более - свадьбы. Но у меня с датами было плохо. Сначала, конечно, отмечали каждый год до пятилетки, потом плавно добрались до оловянной свадьбы и одиннадцатый уже прошел без суеты и гостей. Теперь же мы близились к отметке тринадцать.
Эти годы неслись перед глазами яркими вспышками: первая встреча, разговор с мамой о том, что переезжаю к Вите, белое платье и строгий костюм с розой в петлице, рождение Маши, ее первые шаги, слова, потом - Анюта... Казалось, всё у нас было ровно, гладко, радостно. И никогда Витя не то, чтобы повод давал - даже не смотрел в сторону других женщин. Хотя, бывало, что пытались на него вешаться, например, когда мы ездили в Анапу или на теплоходе по Волге, но старания охочих до чужих мужей дамочек оставались напрасными. Витя не то, чтобы отвечал, а тут же давал понять, что ни в ком, кроме меня не заинтересован. Даже когда я вся синяя от навалившейся морской болезни тряслась под пледом на палубе теплохода поближе к борту. И вот теперь - «малыш»!
Погрузившись в размышления, я не заметила, что Витя тоже проснулся. Зашевелился, заерзал, а потом повернулся ко мне, незряче плюхнул руку туда, где я обычно лежала, и только потом открыл глаза. Еще сонный со слипающимися веками, он уставился на меня - сопящую от обиды на краю кровати. Я сделала вид, что ничего не замечаю вокруг.
Витя размашисто зевнул, потом обтер лицо ладонью и резко сел, из сонного в один миг став бодрым и свежим. Как он умудрялся после почти что суток работы и нескольких часов сна из плюшевого медведя превратится в стойкого оловянного солдатика, оставалось загадкой.
- Жалуйся, - произнес он. Конечно же, догадался, что я обиделась, и теперь хотел знать - почему.
- Всё нормально, - хотела сказать спокойно, но голос дрогнул.
- Я вижу. - Витя потянулся, потом посмотрел в окно. - А время-то сколько?
- Не знаю, - ворчливо отозвалась я. - Когда я встала было десять минут шестого.
Он больше не стал ничего спрашивать. Подобрался к тумбочке, достал телефон, хмыкнул.
- Это ты уже сорок минут на меня тут дуешься?
Я не ответила.
- Что же я успел натворить, пока спал?
Я продолжала молчать, хотя изнутри так и распирало вывалить всё, что успела себе придумать, да и слезы опять подкатили. Еще немного и никакой пустырник уже не спас бы меня от монолога с рыданиями вперемежку. Но Витя, похоже, не стал ждать, когда я разоткровенничаюсь. Просто сгреб в охапку и поцеловал, потом еще раз и еще... Только когда он перешел к более решительным действиям, я вспомнила про обиду и отстранилась.
- Что опять?
- Я пустырника напилась и ничего не хочу.
Обида разрасталась. Это «малыш» никак не хотело идти из головы. Я злилась на Витю, злилась на себя, потому что отказывалась сейчас от такой желанной ласки, но ничего не могла поделать.
- Понятно. А из-за чего хоть?
Я замялась.
- Если не скажешь, я тоже обижусь. Есть за что.
Витя сложил руки на груди, сжал губы. Он умел напустить на себя такой вид, что тут же хотелось заглянуть ему в глаза и приласкать.
- И за что? - спросила, борясь с этим желанием.
- Не скажу. Ты же не говоришь.
Я снова замолчала, прикидывая - стоило ли говорить? Или просто замять это всё? И, правда, вот узнаю я сейчас что-то неприятное, и как потом с этим жить, если от одного сказанного во сне слова меня уже переворачивало? А если узнать что-то большее? Конечно, если муж решился на измену, даже пока не плотскую, вряд ли он в ней признается, но я умела читать между строк - по взгляду, поведению, нервной улыбке. Для меня за годы брака Витя стал открытой книгой, в которой я знала каждую строчку наизусть. По крайне мере, мне так казалось. Именно поэтому мысль об измене казалась чудовищной и никак не укладывалась в голове. И именно поэтому я, наконец, выпалила единым духом ее вслух.