«Чистые» опыты я производил в своей комнате. Поступив в гимназию, я переселился из детской в комнату, выходившую в столовую, соседнюю с «тетиманиной»: дядя Володя уже кончил университет, женился и уехал, насколько помню, в Арзамас. Позднее ко мне в комнату перекочевал и брат Вася. Здесь стоял шкафчик со стеклянной дверцей, который я целиком занял химией, и мне дали маленький кухонный столик. Но «вонючие» опыты, разумеется, нельзя было производить в комнате, и я это делал на площадке черной лестницы, пользуясь тем, что на третьем этаже единственный вход с этой площадки был в нашу квартиру, а лестница вела только на чердак.
В «чистой» лаборатории я совершал чудеса «синтеза» обычной поваренной соли и соды и соляной кислоты, получал растворы едкого натра и едкого калия из соды, поташа и извести, изумительную пластическую серу, сернистое железо, из него сероводород, и кислород — из бертолетовой соли. Чудесный газ! Как в нем горела железная проволока и разгорался уголек! Из цинка и соляной кислоты выделялся водород, собранный в пробирку, он горел, превращаясь в воду! А в смеси с кислородом в тонкой пробирке, подожженный, он взрывался с грозным свистом. Хлор я тоже добывал в «чистой» комнате, так как все это производилось в замкнутой системе. Чудесны были всякие обесцвечивания хлором. Поразила меня светочувствительность смеси красной кровяной соли и лимоннокислого железа — аммония. Соединив их растворы и пропитав ими лоскут бумажной материи, а затем, высушив его в темноте, я ставил его под негатив на солнце (с тайнами фотографии, проявления, печатания я был давно знаком — папа имел аппарат, снимал, и я иногда участвовал в проявлении пластинок и в прочем) и, после экспозиции и промывки водой, получал прекрасное синее изображение, например нашей семьи, исполненное на платке берлинской лазурью, а стоило платок опустить в щелочь — изображение исчезало и появлялось вновь при подкислении.
Постепенно от «фокусных» опытов с дымом в стакане или чудесными превращениями, сопровождавшимися переменой окрасок, я перешел к более серьезным экспериментам. Но влекли и взрывы. Здесь нужна была азотная кислота. Ее приходилось перегонять из реторты с селитрой и серной кислотой в охлаждаемый сосуд уже на площадке лестницы. Сначала получались окислы азота. Далее шло получение пироксилина. Рецептура была взята у Жюль Верна в «Таинственном острове». Все получилось хорошо, вата была превращена в пироксилин, и он был взорван в самом отдаленном уголке приютского парка. Я задался довольно бесполезной целью: каждый из доступных мне металлов через гидрат его окиси превратить во всевозможные его соли (еще действовала любовь к коллекционированию) и начал осуществлять эту программу.
Мне не хватало многих абсолютно необходимых реактивов, которые я не мог найти ни в домашней аптечке, ни в москательном мире или мире мастерских. Нужны были деньги. Зарабатывал я их так. На проезд до гимназии (от Сокольников до Красных ворот) и обратно мне давалось по гривеннику. Я за пятачок доезжал только до вокзалов (Каланчевская площадь)[35] и шел Домниковкой[36] до гимназии. В день таким образом я зарабатывал гривенник, а в месяц — солидные деньги, немногим менее трех рублей. С этим я мог уже идти в аптеку или, позднее, в магазин «Природа и школа», а еще позднее на базу «Природы и школы», рядом с Андроньевым монастырем[37], и в этих упоительных складах сокровищ Аладдина приобретал металлический натрий, желтый и красный фосфор, бром и многое другое. Как мне 12-13-летнему мальчишке продавали все это? Во-первых, это были ничтожные количества, во-вторых, очевидно, я внушал доверие и, может быть, симпатию своей увлеченностью.
36
Домниковская улица — названа по имени домовладельца XVIII в. думного дьяка Домникова. В 1962 г. была переименована в честь партизанки Маши Порываевой, погибшей в 1942 г. В конце 80-х гг. южная половина улицы вошла в состав проспекта, носящего имя академика Сахарова.
37
Спасо-Андроньев, или Андроников монастырь — мужской монастырь, основанный около 1360 г. После революции, в 1918 г., был закрыт. До 1922 г. на его территории находился один из первых лагерей ВЧК. В 1948 г. начата реставрация монастыря. В 1960 г. в нем открылся Музей древнерусского искусства им. Андрея Рублева. С 1990 г. действует в качестве приходского храма.