– Это необходимо, чтобы скрыть истинное лицо. Волосы рыжие?
– Нет, с проседью. Зато усы, брови и козлиная бородка рыжие. Пузатый, толстощекий, цвет лица красноватый, на крыле носа красная бородавка. Одежда неприметная, серая, слегка полинявшая, матросская блуза и старая морская фуражка. В Лувьеке ни один мужчина не одевается как моряк, это не рыбацкая деревня. Все продавцы обратили внимание на его непрезентабельный костюм: как-никак такой нож стоит больше сорока евро.
– Великолепно! Маттьё, все это делается легко. Накладной живот, пухлые красные щеки, немного золы на волосы, краска на водной основе для бровей и усов, а бородавка – комочек подкрашенного клея. Скорее всего, краску он заказал в крупном интернет-магазине. Купив ножи, зашел в туалет в большом кафе, снял грим и переоделся. Так что у него наверняка была с собой сумка или рюкзак.
– Да, забыл сказать. У него на одном плече висел морской рюкзак.
– Он спрятал туда свои шмотки, живот, морскую фуражку, бородавку, принял обычный вид и отправился в обратный путь. Не так-то просто избавиться от объемистого рюкзака средь бела дня.
– Между деревеньками Сен-Жермен и Сен-Медар есть проход к берегу реки Иль. Если парень сообразил набить рюкзак камнями, ему оставалось только сделать небольшой крюк и бросить улики в воду.
– Я все думаю, где он раздобыл моряцкий прикид.
– В Сен-Мало есть торговцы, которые продают подобное барахло. Старье и новые вещи. Туристам они нравятся. Во всяком случае, в Лувьеке нет никого подходящего под это описание. Господи, четыре ножа.
– Парень хорошо подготовился, – заметил Ноэль и, похлопав себя по лбу, добавил: – Здесь у него кое-что есть.
– Когда будете готовы, встретимся в трактире «Два экю», – сказал Маттьё, собравшись уходить. – Хозяин оставил для нас большой стол, он сказал, что для вас цены те же, что для жителей Лувьека.
– Хорошо, – ответил Адамберг неожиданно безучастным голосом.
И застыл, стоя посреди своей комнаты, как статуя. Смутная идея мелькнула и испарилась. Что же случилось, черт возьми? Ничего, абсолютно ничего. Ноэль сказал, что убийца умный малый, и хлопнул себя по лбу. Смутной идее неоткуда было взяться. Да и министр категорически их запретил. Адамберг встряхнулся, записал это малозначащее событие в блокнот, запустил пальцы в волосы и пригладил их, потом отправился в трактир, до которого было шесть минут пешком.
Маттьё привел с собой двоих коллег: маленького толстяка с круглым телом и такими же круглыми мыслями и белокурого дылду с лучезарной белозубой улыбкой. Комиссар заранее описал их в общих чертах. Маленький, Беррон, покладистый и общительный, внешне не производил впечатления человека расторопного и деятельного, а между тем обладал кипучей энергией и тонким умом. Верден же, чье живое лицо, казалось, свидетельствовало о предприимчивости и сообразительности, по сути своей был человеком осмотрительным, сдержанным и даже скрытным. Ни того ни другого, видимо, нисколько не расстроила высадка парижского десанта, и обе команды легко нашли общий язык. Маттьё не стал брать с собой сотрудников, пусть даже весьма способных, но которые не любили парижан.
Жоан, хозяин трактира, чей мощный, звучный голос доносился до их стола, расположенного вдали от стойки, рядом с большим камином, подошел к ним с блокнотом в руках, поприветствовал их и, внезапно перейдя почти на шепот, стал предлагать им блюда на ужин и подробно перечислять, из чего и как они приготовлены и какие вина к ним подходят. Если эти блюда не годятся, возможна альтернатива, добавил он и снова во всех деталях принялся описывать то, что мог предложить. Увидев на других столах огромные порции еды, гости в один голос одобрили дежурное меню, попросив только не приносить закуски. Жоан записал заказ и удалился, немного обиженный.
– Почему он говорит шепотом?
Маттьё улыбнулся и тоже зашептал:
– Инстинкт самосохранения. Качество продуктов и тонкости кухни – это его страсть. Он всегда говорит об этом вполголоса, как будто опасается разгласить государственную тайну. Его рецепты нигде не записаны, они у него в голове. Дам вам совет: не перебивайте его, если он начнет в мельчайших подробностях рассказывать о своих блюдах, он может обидеться.
– Он не боится, что кто-нибудь из гостей все запомнит?
– Нет, слишком сложно, к тому же он нарочно пропускает самые важные детали и добавляет неправильные – мне об этом сказал его шеф-повар. Это похоже на закодированное послание. Так что рецепт невозможно воспроизвести.
– Здесь у каждого свои заскоки, – заметила Ретанкур.