Ф р э н к. Эллен, но это же мистика! Солнце — это жизнь!
Э л л е н. Для других жизнь, а для меня солнце — это гигантская печь, в которой сгорает все: радости, надежды.
Ф р э н к. Это непостижимо!
Э л л е н (продолжает). Я боюсь цветов. Мне кажется, что их только для того и выращивают, чтобы украшать могилы.
Ф р э н к. И это так о цветах говорит Эллен? Эллен, которая еще совсем недавно не представляла себе жизнь без цветов?!
Э л л е н (продолжает). Я боюсь людей, Фрэнк. Мне почему-то кажется, что они слишком ядовитые существа. Если бы было не так, на земле не было бы войн!
Ф р э н к. Нет, это чудовищно!
Э л л е н. Ты удивляешься? Напрасно! Ты же сам просил быть с тобой откровенной.
Ф р э н к. Нет-нет, я весьма тебе благодарен, Эллен.
Э л л е н. Ну, а еще что ты хотел бы знать о моей жизни?
Ф р э н к (растерявшись). Расскажи, пожалуйста, что у тебя за отношения с Бретт?
Э л л е н. У меня, Фрэнк, нет с ней никаких отношений. У нас вообще нет ничего общего. По-моему, твоя сестра ненавидит меня.
Ф р э н к. Вы, значит, воюете?
Э л л е н. Нет! Мы просто не замечаем друг друга, точнее — стараемся не замечать.
Ф р э н к. Выходит, неправда, когда говорят — горе сближает, роднит, заставляет людей забыть обиды?..
Э л л е н. Фрэнк, я пришла спросить тебя…
Ф р э н к. О чем? О войне?
Э л л е н. Да!
Ф р э н к. Ты хочешь, чтобы я тебе сказал, когда я приду домой?
Э л л е н. Да, это единственное, что меня сегодня интересует.
Ф р э н к. Но я не Иисус Христос, Эллен, и даже не президент, чтобы отвечать на подобные вопросы. Я знаю одно — что войну нам не выиграть, даже если мы все уничтожим, а проиграть ее мы не смеем!
Э л л е н. Как же это надо понимать?
Ф р э н к. Я все тебе сказал!
Э л л е н. Но так война может длиться бесконечно!
Ф р э н к. Может!
Э л л е н. Фрэнк, это же безумие?!.
Ф р э н к. Что ты от меня хочешь? Может быть, ты тоже считаешь, что у нас во Вьетнаме рай земной? Нет, ни одна душа не хочет понять, что нам самим здесь все осточертело, в этой Вьетнамии! Велика радость жить под чужим небом, ходить по чужой земле, жить в обстановке, когда на тебя смотрят тысячи чужих глаз, смотрят с презрением, с ненавистью и жаждут одного — твоей смерти!
Э л л е н. Ты напрасно злишься, Фрэнк. Я жена, и я обязана знать правду.
Ф р э н к. Она хочет знать правду! (Истерически смеется.) А кто ее, правду, не хочет знать? Кто? И вообще я тебя не понимаю. Что за повышенный интерес к политическим проблемам? Будь благоразумна, Эллен. Раньше ты ими не интересовалась, и меня это вполне устраивало!
Э л л е н. Тогда скажи, Фрэнк: сколько еще я должна буду изображать из себя счастливую жену? Год? Два? Три?..
Ф р э н к. Ах, вот оно что! Мне кажется, Эллен, я начинаю тебя понимать. Тебе нужна зацепка, предлог! Я правильно тебя понял?
Э л л е н. Какой предлог, Фрэнк?
Ф р э н к. Да, предлог! Что, нашла более выгодную партию? Что же ты молчишь? Все естественно! Только зачем же усложнять? Скажи, я тебя пойму. Слабая нитка рвется тут же! Мой отец говорил: когда в дом приходит несчастье, любовь выпрыгивает в окно.
Э л л е н. Фрэнк, о чем ты говоришь?
Ф р э н к. Что ж, мое отсутствие, я вижу, пошло тебе на пользу?
Э л л е н. Ты ошибаешься, Фрэнк. Я стала старухой, седой старухой.
Ф р э н к (быстро). Что?! Что ты сказала, Эллен? Нет-нет, ты пошутила?
Э л л е н. Этим не шутят, Фрэнк.
Ф р э н к. Что ты на меня так смотришь? Я ничего плохого не совершал! Я выполняю долг офицера — и не больше. Нет, что ты затеяла?
Э л л е н. Ничего!
Ф р э н к. А что означает этот черный шарф? Понял, понял! Ты прилетела на мои похороны? Ха-ха-ха! Черта с два! Но нет, я еще поживу!
Э л л е н. Фрэнк, дорогой, что с тобой?
Ф р э н к. Ложь! Ложь! Ложь! Никакой я тебе не дорогой. Ты змея. Самая что ни на есть лютая змея. Ага! Разгадал твой замысел? Все, все… до единого цента подчистила!.. (Выворачивает карманы.) Все, что я получаю здесь, — а получаю я немало, — я высылал тебе. Но тебе, как я вижу, недостаточно! Ты плачешь? Эллен, ты плачешь?
Э л л е н. Прощай, Фрэнк! (Идет к выходу.)
Ф р э н к. Эллен, Эллен, куда ты?
Эллен уходит.
Что со мной? Я, кажется, схожу с ума!