П л а т о н о в. Характер испортился.
А г а ф о н о в. Дело тут не в характере. Скажи, комиссар, только честно: у тебя что-нибудь случилось?
П л а т о н о в. Слушай, Агафонов, оставь меня.
А г а ф о н о в. Но я же вижу.
П л а т о н о в. Что ты видишь?
А г а ф о н о в. А то, что ты места себе не находишь. (Подошел к нему, смотрит в упор.) Комиссар, мы с тобой люди одной судьбы, нам нечего скрывать друг от друга. Скажи, с женой что-нибудь?
П л а т о н о в (после долгой паузы). Нет у меня, комбат, больше жены.
А г а ф о н о в. Как нет?
П л а т о н о в. А так, как на войне бывает. (Передает письмо.)
А г а ф о н о в (читает). И когда же ты его получил?
П л а т о н о в. Перед боем.
А г а ф о н о в. И мне ни слова?
П л а т о н о в. Вот так-то, командир. Отлеталась моя декабристка!..
А г а ф о н о в. «Не вернулась с боевого задания»? И больше ни слова. Я так и знал, что у тебя что-то стряслось. (Передает письмо.)
П л а т о н о в. Не знаю, комбат, что и как написать дочери. Еще на свете не жила, а уже сирота.
А г а ф о н о в. Послушай, Тихон, она же летала у тебя в партизанский край, а не может быть, что она к партизанам попала?
П л а т о н о в. В письме ничего не сказано.
А г а ф о н о в. Да, но в нем не сказано и о том, что она погибла.
П л а т о н о в. Не возвратилась, — значит, надо полагать, что ее нет в живых.
А г а ф о н о в. Ты должен сделать запрос. Надо узнать, куда она летала, когда все это случилось, в каком районе был сбит самолет. А еще лучше, если штаб дивизии запросит.
П л а т о н о в. Выйду из боя — что-нибудь придумаю.
Появляется К а н д а к о в а с котелком воды.
К а н д а к о в а. Вот, принесла, товарищ комиссар!
П л а т о н о в (принимает воду). У, какая желтая!
К а н д а к о в а. Я же вам сказала, что ее нельзя пить.
П л а т о н о в. Ничего, сойдет! (Жадно пьет.)
К а н д а к о в а. Товарищ комбат, сержант Копейкин не звонил?
П л а т о н о в. Нет пока.
К а н д а к о в а. Не понимаю. И куда он пропал?
А г а ф о н о в. Комиссар, остановись! (Вырывает котелок.) Ты что? Сдурел? Заразу решил подхватить?
П л а т о н о в. Ну и люди, толком напиться не дадут.
К а н д а к о в а (в трубку). Алло! Алло! Копейкин, это ты? Алло!.. Опять замолчал.
П л а т о н о в. Объявится твой Копейкин.
К а н д а к о в а. Эх, если бы вы знали, до чего же я не люблю темные ночи!
А г а ф о н о в. А ты что, боишься?
К а н д а к о в а. Еще бы не бояться! Страх один! В детстве, товарищ капитан, я бы ни за какие деньги не пошла на кладбище ночью, а вот сейчас хожу — и ничего. Одного не пойму: и что мы тут за какое-то кладбище держимся?
П л а т о н о в. На этом кладбище, Кандакова, похоронены наши деды да прадеды. Мы не просто старое ржевское кладбище защищаем, а землю наших отцов. И ни вы, ни я, никто не имеет права отдать ее врагу, чтобы он топтал святые могилы наших отцов.
В землянку вводят солдата Р я б у х у. Он в пилотке, в полинявшей гимнастерке и в кирзовых сапогах, без оружия. Рябуха рослый, худой. Глаза ввалились, весь зарос рыжей щетиной. Следом за ним старшина К о п о р о в.
К о п о р о в. Разрешите, товарищ комбат?
А г а ф о н о в. Я вас слушаю, старшина.
К о п о р о в. Вот, задержал субчика. Говорит наш, только лично я его в батальоне не примечал. И притом такие проповеди ведет — куда там.
П л а т о н о в. Что за проповеди?
К о п о р о в. И что нам здесь труба, и что немцы нас здесь перебьют, как куропаток.
Р я б у х а. Товарищ капитан, он лжет! Эх вы, а еще старшина! Зачем же напраслину возводить?
А г а ф о н о в. Фамилия, имя, отчество?
Р я б у х а. Рябуха моя фамилия, Сергей Никанорович Рябуха.
А г а ф о н о в. Год рождения?
Р я б у х а. Тысяча девятьсот десятый.
А г а ф о н о в. Где родились?
Р я б у х а. Тамбовский я.
А г а ф о н о в. Адрес, улица, дом номер?
Р я б у х а. Из деревни я, товарищ комбат.
А г а ф о н о в. Когда, говорите, прибыли в наш батальон?
Р я б у х а. Я-то? А это… вместе с пополнением.
А г а ф о н о в. А точнее?
Р я б у х а. Перед боем.
П л а т о н о в. Откуда прибыли?
Р я б у х а. Из запасного полка.
А г а ф о н о в. Номер полевой почты полка?
Р я б у х а. Кажись, это сто семьдесят четыре сто тринадцать.