Л ю б а. Ну и правильно! Я сейчас помогу!
П л а т о н о в. Нет, нет, я сам! Ты уж занимайся хозяйством.
Л ю б а (заметив на тахте перчатки). Папа, у нас кто-нибудь был?
П л а т о н о в. Марасанов тут к тебе заходил.
Л ю б а. Уж не мириться ли?
П л а т о н о в. Обещал еще раз зайти.
Л ю б а. Ну, и о чем же он тебя на этот раз просил?
П л а т о н о в. Он ничего у меня не просил. Я дал ему немного денег на кооператив.
Л ю б а. Отец, как ты мог ему давать деньги? И вообще, как можно было такое ничтожество принимать?
П л а т о н о в. Извини, Люба, но я не понимаю твой резкий тон.
Л ю б а. Ну да, ты же у нас добрый, отец. Если хочешь знать, я тебя насквозь вижу. Ты все стараешься, чтобы твоя дочь была счастливой. И потому ты дал ему деньги.
П л а т о н о в (перебивает). Неправда, Люба!
Л ю б а. Нет, это правда, отец! Но у нас же нет ничего общего.
П л а т о н о в. Знаю! А деньги я ему дал свои. И ты можешь меня не упрекать.
Л ю б а. Папа, пойми! Я не против того, чтобы ты был добрым. Человек должен быть добрым к людям, но не к таким, как Марасанов. Да и что ты в нем увидел хорошего? Карьерист, стяжатель, барахольщик. У человека нет за душой ничего святого. И вообще, ему в нашем доме нечего делать! Да нет, в каждом подлеце ты норовишь увидеть что-то необычное.
П л а т о н о в. Люба, я тебя не узнаю. Зачем же так грубо? Мне казалось, что ты по любви вышла замуж, а теперь я вижу, что никакой любви у вас не было.
Л ю б а. Да, я вышла по любви.
П л а т о н о в. Нет, дорогая. Я что-то не почувствовал, если ты так легко можешь списывать его со счета. Выходит, ты все два года обманывала его, себя. Но это же нечестно!
Л ю б а. Отец, ты прости меня, но…
П л а т о н о в. Если хочешь знать правду, ты и сейчас все еще его любишь. Именно поэтому ты и срываешься, места себе не находишь.
Л ю б а. Нет, отец! Ошибаешься. Я разошлась с ним потому, что я поняла — мы слишком разные. Мы — чужие!
П л а т о н о в. Вот как! Они чужие!..
Л ю б а. Отец, уж не собираешься ли ты его оправдывать? Умоляю, не надо, не делай глупости!
П л а т о н о в. Я никого не собираюсь оправдывать. Нет слов, в голове у него полная неразбериха. Из разговора с ним я сегодня понял, что его крикливый тон — бравада! Позиции никакой! Все чужое, наносное. Но человек работает, как-то пытается разобраться, осмыслить происходящее. Почему же я должен на нем ставить крест? Не понимаю! Лично я убежден, что со временем он многое пересмотрит и придет к более верным выводам. Ты не пойми, что я тебя осуждаю. Твой развод — это, в конечном счете, твое личное дело. Мало ли какие бывают причины… Но я никак не могу согласиться с безответственным отношением некоторых товарищей к семье. Хочу — живу, хочу — нет!
Л ю б а. Отец, ты же сам меня учил, чтобы я была честной, чтобы я прямо смотрела правде в глаза. Не кто иной, а ты, отец, мне говорил, чтобы я никогда, ни при каких обстоятельствах, не шла на компромисс, не вступала в сделку с совестью. Так зачем же ты хочешь, чтобы я поступала иначе? Я благодарна тебе за твои слова. Если хочешь знать, отец, я очень хотела бы походить на тебя.
П л а т о н о в. На меня?..
Л ю б а. Да, на тебя, отец!
П л а т о н о в. Нет уж, оставайся, пожалуйста, сама собой. (Вешает фотографии.) Человеку, Люба, много задач приходится решать в жизни, но его первейший долг — это всегда оставаться человеком. Главное в жизни — это сохранить веру в доброе, светлое, в людей, с которыми работаешь, живешь, в наши идеалы. А идеалы у нас поистине великие! Работа, за которую взялась наша партия, гигантского масштаба! Мы, если можно так сказать, первопроходчики на земле. Суть, дорогая, не в звании и не в должности, которую занимает человек. Суть состоит в том, сумеет ли человек подчинить себя, свою жизнь, служению великой цели, делу борьбы за коммунизм. Только вера, только практические дела дают нам право называть себя человеком! Я скоро пятьдесят лет, как в партии, и все годы ей служу. Стою на капитанском мостике, подобно морскому капитану. Всякое бывало. Порою такие штормы поднимались, что палубу захлестывало волнами, а я стою! Я — коммунист, Люба, сам принял ленинскую веру, и уж я не имею права шарахаться ни вправо, ни влево. Только по курсу своих убеждений! Вот так-то, дочка!
Л ю б а. Папка, милый, родной, и до чего же я люблю тебя! (Крепко обнимает отца.)
Слышится песня о красной гвоздике.
З а н а в е с.