Подошел директор, и я объяснил ему ситуацию. Выход он через некоторое время нашел: «Вы исправляйте ошибки красными чернилами, а вы — синими». Мы последовали его совету. Но отсылать такой диктант в район нельзя. Она дала этот же диктант во второй раз. Подозреваю, что она написала его на доске, а ученики списали (о таких диктантах в некоторых школах я слышал). Во всяком случае, ко мне она больше не обращалась.
Может возникнуть вопрос: как я мог пойти на подлог с диктантом, начав с протеста против завышения отметок?
Прошел целый учебный год, я присмотрелся к положению дел в школе, к директору. Я убедился в том, что по сути директор не так уж виноват. Мы, например, требовали выгнать из 5 класса двух великовозрастных учеников, т. к. они разлагают остальных. Осталось бы 9 человек в классе. Как нам объяснили, в таком случае класс был бы закрыт. За этим последовало бы закрытие школы. Ученикам пришлось бы ходить в соседнюю школу, в 10 км от нашего села, как ходили ученики 7-10 классов. Колхоз отказывается выделять машины для перевозки детей. По дороге ученики курят, дерутся, часто вовсе не доходят до школы. Для малышей 1–6 классов все это было очень плохо. Если бы отметки ставились правильно, то нас бы всех разогнали за плохую успеваемость, прибыли бы такие же плохие учителя и ничего бы не изменилось. Сам директор смертельно скучает на своей работе, у него давно уже нет иллюзий, что он может что-то изменить. Источник средств для обеспечения семьи главным образом — личный огород. Его пьянство — попытка уйти от безрадостной и бессмысленной жизни.
Нужно менять не директора; а всю систему образования, построенную на демагогии, очковтирательстве, процентомании и т. д. Систему образования нельзя изменить, если не изменить всего общества. Но я не видел тогда людей, которые боролись бы за изменение общества. Я выбрал для себя новый путь — путь в науку, философию, искусство. Я понимал, что это бегство, но не видел другого выхода, выхода хотя бы чисто личностного. Решил вернуться в университет. Я все больше ощущал недостаток своего образования, узость пони-мания искусства, философии и т. д.
После отъезда Аллы Михайловны стало вовсе невыносимо. Школа занимала 2–3 часа в день, полчаса — подготовка к урокам. Книг почти нет (на 25 рублей много книг не купишь). Разговаривать не с кем.
Я подружился со сторожем школы, в прошлом учителем арифметики. Это был совершенно безграмотный старик. Но с ним хоть о чем-то можно было говорить. Он рассказывал о довоенной жизни, о войне, любил рассуждать о любви и смерти.
Затем я познакомился с учеником 10-го класса. Мы подружились, так как он интересовался очень многими вопросами. Знаний у него было мало, зато он с удовольствием слушал меня и даже вступал в споры. Я рассказывал ему о высшей математике, философии, телепатии, литературе, обучал различным играм. Вся его семья, и он в том числе, болела туберкулезом легких Он дружил с моей ученицей из 6-го класса, 19-летней девушкой. Из-за туберкулеза она не могла учиться систематически. Мы собирались у нее дома и все вечера проводили за играми или рассказами.
Я посоветовал ей самой скоростным методом изучить предметы за 7-й класс и сдать экзамены в соседней школе, чтобы с нового учебного года поступить в техникум. Стал диктовать ей тексты по русскому языку. Вначале она делала по двадцать ошибок, затем по 2–3 ошибки. Подготовил ее также по алгебре и геометрии. Все экзамены она сдала на «хорошо».
Весной в колхоз приехали молодые специалисты — зоотехник и агроном. Они собирались после работы, очень уставшие, и обдумывали грандиозные планы пре-образования колхоза. Я завидовал их усталости и планам. Они посмеивались над моей беспомощностью в школе. В это время шел кинофильм «Коллеги» по книге Василия Аксенова. В этом фильме молодые специалисты наталкиваются на всякие препятствия, но мужественно преодолевают их. Мои новые друзья, ссылаясь на этот фильм, стыдили меня за намеченный побег из села. Было стыдно, но сил оставаться в селе уже не было.
Через год они тоже сбежали от «идиотизма деревенской жизни».
Киев
Покончив со своей педагогической карьерой, я переехал в Киев, так как к этому времени женился.
В Киеве я поступил на 4-й курс университета. В Киевском университете преподавание математики велось на более высоком уровне, и потому было интереснее.
На 4-м курсе преподавали диалектический материализм. Преподаватель оказался умным, вел преподавание не по книгам, с акцентом на диалектике. Увлечение философией стало более серьезным. На семинарах по философии вспыхивали споры, в которых активно участвовали 34 студента. Проходили мы также политэкономию капитализма. Первые главы «Капитала» Маркса оказались очень интересными, но затем стало скучно, так как преподаватель оказался неумным, а самостоятельно изучать «Капитал» не хотелось. На семинарах по политэкономии мы постоянно фрондировали: задавали преподавателю каверзные вопросы, проводя параллель между капитализмом и тем социализмом, в котором все мы жили.