- Разговаривать и шуметь не разрешается!-объявил тот же эсэсовец.
Подошел часовой с автоматом. Тяжелая дверь закрылась. Лязгнул засов. Пленники остались одни.
Камера была просторная. С обеих сторон в три этажа были нары. Над потолком горела тусклая лампочка, огражденная решеткой.
- Да здесь можно отдохнуть, - обрадовался Женя Муратов. - Ребята, давайте в этот угол… Тут светлее.
- Свет нужен в первую очередь Кириллу Пархомову, - прохрипел Пархомов.-У меня есть что почитать.
При тусклом освещении физиономия Пархомова выглядела ужасно. Огромная фиолетовая опухоль, затянула один глаз. Нос и губы были разбиты и распухли.
- Ну и разделали тебя, Кирилл! - изумился Борщенко.- Теперь тебя никакая красавица не полюбит.
- Он из-за красавицы и пострадал, - подковырнул Силантьев.
- Молчи, - зашипел Пархомов. - Голову сверну, как цыпленку!
- Теперь не свернешь. Сам виноват… Не дал тогда на судне показать ребятам. А напрасно, - девушка хорошая…
Пархомов двинул Силантьева кулаком под ребро, но беззлобно, так, для виду.
- Все-таки я ее без боя не отдал. И, в конце концов, смял вместе с конвертом в комок, чтобы не касались ее глазами сволочи…
- А что же ты нам хотел почитать? - спросил Борщенко.
- Сам-то я читать не смогу. Читай уж ты, Андрей Васильевич! - Пархомов извлек из-за голенища аккуратно сложенные листы бумаги, - Вот, посмотри, что я сумел в драке скрыть,
Борщенко развернул листы и посмотрел»
- Откуда такое, Кирилл?
- Это последнее, что я успел принять по радио,
- Ну и молодец. Очень кстати. Товарищи, слушайте последние новости: приказ Верховного Главнокомандующего и сообщения Совинформбюро.
Все плотно сдвинулись вокруг Борщенко. Он кашлянул, прочищая горло, и густым шепотом стал читать:
- Приказ Верховного Главнокомандующего генерал-полковнику Толбухину, генералу армии Малиновскому… Войска Южного и Юго-западного фронтов, в результате умелого маневра и стремительного наступления, одержали крупную победу… Сломив сопротивление врага, наши войска в течение шести дней с боями… отбили у немцев и вернули нашей Родине Донецкий бассейн - важнейший угольный и промышленный район страны…
- Ура! - крикнул Силантьев. - Донбасс - моя родная сторонка!
- Тише!-зашипели на него со всех сторон. - Не мешай!
Борщенко торжественно, повышая шепот, медленно продолжал:
- В знак торжества по случаю крупной победы в Донбассе сегодня, восьмого сентября, в двадцать часов столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует нашим доблестным войскам, освободившим Донбасс от немецких захватчиков, двадцатью артиллерийскими выстрелами из двухсот двадцати четырех орудий… Вечная слава героям, павшим в борьбе за свободу и независимость нашей Родины! Смерть немецким захватчикам!.. Восьмое сентября тысяча девятьсот сорок третьего года.
- Теперь крикнем все вместе! - предложил Борщенко.
- Уррр-раа!.. Уррр-раа!.. Уррр-раа! - дружно прокричали в камере.
Лязгнул засов. Дверь слегка открылась. В щель просунулась встревоженная голова и автомат часового. Коверкая русские слова, он крикнул:
- Сумасшедший русский! Кричать нет разрешается! Все расходится по разным местам! Вместе нельзя!
- Закройся! - прохрипел Пархомов. - Дер-ди-дас, кислый квас!
Слова Пархомова вызвали дружный смех. Кто-то лихо свистнул.
Дверь поспешно закрылась. Повеселевшие пленники снова сдвинулись в тесный круг.
ПЕРВЫЕ ДОПРОСЫ
Утром всех новичков быстро и коротко опросили и заполнили на каждого карточку. Потом начали вызывать на допрос.
Силантьева задержали дольше других, и, когда конвоиры втолкнули его в камеру обратно, - бушлат на нем был разорван и на лице кровоточили ссадины.
- И тебя обработали, Фома? - всплеснул руками Пархомов. - Кто же это так постарался?
- Какая-то рыжая сволочь, власовец!
- Власовец? - Все заинтересованно столпились около Силантьева. Тот, растирая кисти рук со свежими кровоподтеками, продолжал рассказывать:
- Стал меня агитировать… Двинул я его в зубастую морду, но неудачно. Помешали. Схватили сзади, руки выкрутили и в наручники!.. Ну, а потом обработали, сволочи, как хотели…
К Силантьеву подсел Борщенко и стал расспрашивать… Но залязгал засов. Дверь снова открылась.
- Рынин, выходи!
Допрос Рынина затянулся надолго. Прошло не менее двух часов, пока дверь снова открылась. Но Рынина в камеру не вернули.
- Капитан Шерстнев, выходи!