Бор кончился, и мы снова въехали в бесконечное моховое болото. Звездное ночное небо теперь распласталось над нами во всей своей красоте. Попахивало морозцем. Быть утром сильному инею…
А все-таки пришел и болоту конец, вместе с ним и нашему пути. Остановились на ночлег под старой елью, опустившей свои густые широкие ветви почти до самой земли. Расседлали коней, привязали их длинными веревками и пустили пастись по высокой, но вряд ли вкусной чапыге.
Устроить постели и развести костер было делом нескольких минут — для этого все оказалось под боком: и сучья, и смолье, и мягкие пихтовые лапки. Невзирая на кромешную тьму, Медведев отыскал даже воду — уж не ручей, конечно, а просто лужицу, — и мы с наслаждением принялись кипятить чай.
Теперь я смог рассмотреть Медведева. Человек такого телосложения и, безусловно, здоровья, что казалось: постучи ему в грудь молотком — и она загудит, как колокол. Кожаная самодельная куртка, которую ему наверняка шили по мерке, все-таки была тесна в плечах, и потому он не застегивал верхние пуговицы. Когда Медведев брал в руки топор, думалось: вот сожмет в ладонях топорище, и оно, как глина, вылезет у него меж пальцев. При всем этом лицо у него было мягким и добродушным. Ни острых углов, ни прямых линий. И говорил-то он даже слегка шепелявя. Поди-ка ты, а ведь прославленный медвежатник!
— Я думаю так, — говорил он, подкидывая тонкие сучья в огонь, — завтра мишку обязательно свалим. Нутром чувствую. Все к тому клонится.
И, помолчав, добавил, что этот мишка будет у него шестьдесят третьим.
— Вот собаки бы только скорее собрались, — вздохнул он, — без собак и я пустое место.
— Куда они денутся, — заметил Встовский, — прибегут.
— А вдруг на сохатого патакаются? У меня Черный артист по этому делу. Он медведя не любит, а сохатого как привяжет, хоть сутки целые будет держать.
— Гнать, — поправил я Медведева.
— Нет, не гнать, а держать. Худая это собака, что сохатого гонит, — разъяснил он и, заметив на лице у меня недоумение, спросил: — Да вы разве не знаете, как сохатых с собаками бьют?
— А вот я и думал, что загоном…
— Эге-ге! — весело воскликпул Медведев. — Как раз не так. Вам стоило бы тогда посмотреть. Вы не поверите, у меня Черный раз сохатого так держал, что я его чуть рукой не пощупал.
— Ну, а что нам дался непременно медведь? — вмешался Андрей Федорович. — Давайте ударимся за сохатым.
— Нельзя за сохатым, Андрей Федорович, — возразил ему Медведев. — Было у меня разрешение на две головы, использовал уже. А против закона я не могу… И кроме того, жалко…
— Да ведь их здесь как комаров в мокрое лето!
— Мало ли что. Оберечь государство решило, — значит, так надо. Может, их отсюда по всей земле развозить потом будут.
— Ага! — засмеялся Встовский. — На самолете.
— Это как там сумеют. Мое дело: стрелять разрешат — буду охотиться, а понадобится живьем изловить — ловить буду. Я с ними, голубчиками, на все лады управляться умею.
— Прямо за рога взять могу, — подмигнул мне Встовский.
— Ну за рога брать не пробовал. А вообще-то можно и за рога. Накинь аркан, охвати другим концом веревки ближнее дерево и подтягивай словно через блок. Он ведь прыгать, скакать начнет, слабинки в натяжении веревки станут получаться — не зевай! Сноровка для этого нужна небольшая.
— Н-да… За малым дело — аркан накинуть.
— Я накину, — серьезно сказал Медведев.
— Накинь, — превращая спор в шутку, задирал Медведева Встовский.
— Увезешь на самолете — накину, — угрожающе произнес Медведев.
— На луну увезу, только накинь!
И оба расхохотались. Равноценные условия получились.
Чай закипел, мы развернули свои котомки с дорожными запасами и принялись ужинать. Костер горел ровным желтым пламенем, изредка брызгаясь колючими искрами. В стороне храпели и грызли чапыгу кони. Их не было видно. Вдруг Медведев отставил кружку в сторону и облегченно вздохнул:
— Идет.
— Кто идет? — спросил Встовский.
— Черный.
— Не слышу ничего…
И действительно, кругом царила неколебимая тишина, если не считать похрапывания лошадей. Медведев загадочно улыбнулся, но ничего не сказал. Прошло три-четыре минуты, и из тьмы высунулась остроухая собачья морда.
— Черный, — ласково сказал Медведев. — Где остальные?
Черный вопросительно глянул на хозяина, потом спокойно улегся на землю и положил морду на вытянутые лапы, что, по-видимому, означало: придут. Я отрезал кусок вареного мяса, но Медведев разгадал мое намерение и схватил меня за руку.
— В лесу собак не кормят, — строго сказал он.
Черный словно понял наш разговор, с видом гордого превосходства поднялся и ушел прочь от костра.
— Доложился за всех, а теперь спать пошел, — объяснил Медведев. — Может, и мы вздремнем малость?
Как можно было отказаться? Мы легли все трое рядком, и я почувствовал, что моментально засыпаю. Колеблемая токами горячего воздуха еловая ветвь мне помахала на прощанье, а потом все исчезло… Еще я услышал проникновенный шепот Медведева:
— Сохатого я тебе завтра поймаю…
И вялый ответ засыпающего Встовского:
— Поймай, увезу на луну…
Не знаю, долго ли, нет я спал и отчего проснулся, но когда открыл глаза, я увидел сидящих рядом Медведева и Встовского. И словно бы они и не ложились, а продолжали тот же разговор. Медведев настойчиво повторял:
— А я тебе говорю, что поймаю…
— Давай тогда лучше убьем, — упрашивал Встовский. — Какая это охота, если без выстрела. А разрешение я тебе достану.
— А я тебе говорю: поймать такую зверюгу живьем в миллион раз интереснее. Право, так. Ты ведь не пробовал?
Встовский заколебался:
— Нет, не пробовал.
— Ну вот, я ему аркан на рога, а тебе дам ноги связывать.
— Может, тогда я — аркан на рога? — сдаваясь, пытался выторговать Встовский.
Медведев подумал.
— Нет, с первого разу у тебя не выйдет, — сказал он решительно, — и Черный тебя не поймет.
— Ну ладно, — наконец согласился Встовский, — ты за рога, а я — ноги связывать. Только что мы потом с ним будем делать?
— Уже забыл уговор? На луну повезешь.
И оба захохотали. Потом Медведев предложил:
— Однако будить друга-то надо…
— А я не сплю, — сказал я, поднимаясь.
— Вот и кстати. Слыхали все? Ваши какие будут соображения? На медведя или на сохатого?
— Сохатого, сохатого. Живьем ловить! — мне эта мысль очень понравилась.
— Дело! Тогда седлать надо коней, ехать.
— Темно еще…
— Не беда. Собаке темнота не помеха. Пока найдет зверя, и утро настанет.
И мы снова поехали.
Куда-то исчезли звезды. Мрак был полнейший. Кони шли, угадывая тропу только инстинктом. Было значительно теплее, нежели с вечера, и я понял: надвинулась туча.
…Вскоре пошел дождь. Тихий, теплый, он падал редкими каплями. Мокрые ветви кустарника то и дело хлестали по лицу. Я ощутил неприятный холод в коленях. На левом плече, там, где его перетягивал ружейный ремень, одежда промокла насквозь.
Постепенно тьма стала разрежаться. Теперь я отчетливо видел силуэты моих спутников, различал стволы отдельно стоящих деревьев и мог ориентироваться в направлении. Мы ехали редколесьем прямо на восток. Туча висела над нами густая, темная и в цвете своем совсем одинаковая, без всяких оттенков. По-прежнему сеял мелкий дождь.
Мы свернули с тропы и теперь ехали рядом. Копыта лошадей мягко ступали по толстому слою брусничника, присыпанного уже желтеющей опавшей хвоей лиственницы. Сто километров вглубь от реки, а осень сюда шагнула вперед на две недели. И мне вспомнились слова одного богучанского садовода — да, да, садовода! — о влиянии Ангары на климат местности:
— Она ведь по осени для нас, что Гольфстрим для Норвегии и для Мурманска, — обогревает берега. Чуть подалее иней, а у нас нет.
Медведев рукою подал знак остановиться. Сам он снял шапку и стал прислушиваться. Неколебимая царила тишина. У меня вился, звенел над ухом комар, и мне казалось, что он мешает и Медведеву слушать. А тот вставал в стременах, повертывался во все стороны, прикладывал ладони к ушам и жмурил от напряжения глаза.