— Чехов все грозился: «Слушайте же… Я, ей-Богу, напишу фарс»… Или: «Ужасно тянет меня на фарс… Вот увидите… В следующий раз приеду в Москву и привезу фарс… да еще какой! Вся публика хохотать будет». Написал, приехал и привез… «Вишневый сад».
Повторяю, Антон Павлович любил шутку и понимал ее.
Если бы не вечная забота о своем здоровье — этот живописец потемок и хмурых людей был бы одним из самых жизнерадостных наших товарищей. Я помню, в той же Ницце, «Пробирная палатка» (культяпка тож) надоела нам всем до одури. Мы не знали, куда от нее деваться: двуногая пошлость совалась под нос всюду. Одно только нас утешало: это его духовное сходство с Кузьмой Прутковым. В этом авторе бессмертных афоризмов братья Жемчужниковы угадали культяпку. К ниццской аристократии того времени принадлежала семья Арнольди, богатых людей, у которых на четвергах бывал весь fine fleur [20] этого интернационального гнезда. Тут мешались в одну пестрядь и великие князья, и прелаты, и французская знать, и американские выскочки-миллиардеры, и выдающиеся писатели, художники. Рядом с таким популярным ученым, как профессор Макс. Макс. Ковалевский, протискивался нашумевший о себе прощелыга с громким, заимствованным у предков именем, английская леди и нью-йоркская прачка, вышедшая замуж за свиновода из Чикаго. Президент республики, посещая это райское поморье южной Франции, не забывал хоть на четверть часа показаться на five-o-clock tea [21] у «Василисы». Мы звали так хозяйку великолепной виллы Арнольди, написавшую и издавшую в Париже под этим заголовком на французском языке недурный роман из модной тогда русской жизни. Милая семья соотечественников отличалась этим маленьким недостатком. Все мало-мальски заметное должно было непременно украсить салон «Василисы».
Супруги Арнольди считали себя несчастными, если кто-нибудь избегал этой общеобязательной повинности.
Василиса в таком случае отряжала непременно мужа на охоту за редким экземпляром, появившимся в местной светской фауне, и тот не успокаивался, пока не подавал его — на ближайшем четверге, под надлежащим гарниром.
Парижские знаменитости в таких случаях являлись столь ослепительными павлинами, что рядом с ними совершенно терялись скромные птицы нашего отечественного курятника. Я помню, каким маленьким казался тут Алексей Николаевич Плещеев, бок о бок с необычайно встопорщившимся и всех обдававшим мыльною пеною своего мирового величия Викториеном Сарду. Его только Григорович сумел поставить на свое место удачною шуткой, в которой самомненный французский драматург почувствовал силу не по плечу.
Но это случилось потому, что Григорович — сам сын матери француженки — умел по-тамошнему чудесно пускать пыль в глаза и не позволял наступать себе на ногу никому, кроме… их высочеств!
Разумеется, появление Чехова в Ницце — взволновало маленький муравейник Василисы.
На первом же четверге она прижала меня к стене.
— Это тот самый?
— ?
— Ну, которого переводят теперь французы?
— Да.
— Настоящий?
— Чего настоящее быть не может. 96-й пробы, с ручательством на три года.
— Вы все смеетесь. Почему же его до сих пор здесь нет?
— Он нигде не бывает.
— Да, но у меня все!
По ее мнению, весь мир сосредоточивался в ее салоне, остального не существовало!
— Он, верно, мрачный ипохондрик?
— Слава Богу, нет. Очень веселый и милый человек.
— Тогда я ничего не понимаю… Привезите его ко мне pour faire sa connaissance! [22]
— He поедет.
— Как же это так? Им заинтересован даже августейший.
— ?
— Михаил Михайлович.
— Да какое дело Чехову до него?
— Значит, он нигилист. Неужели из тех, что с револьверами в карманах ходят?
Я расхохотался.
— Ну, вот видите, сами смеетесь, значит, нет. Так почему же? Черт меня дернул сказать: «Чехов привык, чтобы к нему ездили!»
И старого Арнольди Василиса немедленно командировала вниз в город (их вилла была на горе Montborron) во что бы то ни стало найти, добыть и привезти к ней нашего писателя. А собравшейся на этот четверг публике было объявлено: в следующий — у нас будет наша национальная слава, знаменитый Antoin de Tchekoff, писатель…
— Вроде кого? — заинтересовалась леди Грей, слывшая здесь за esprit fort [23] и знавшая весь Олимп Англии и Франции.
— Вроде… вроде… Мопассана double de votre Thackeray [24].
21
Файф-о-клок (англ.); чаепитие между вторым завтраком (ленчем) и обедом, принятое в Англии и США.