Но момент пробуждения не наступил, и тело убитого человека не испарилось после позитивных медитаций и раскаяния. Не могу поверить, что мой Рафик убил человека. Даже звучит странно: «Рафик убил человека». В гостиной они сейчас сидят и обсуждают как избавиться от тела, что делать с мотоциклом. Наивные: Когда я увидел, что у ворот остановился военный уазик, я понял, что ситуация больше не поддается контролю.
В уазике их было пятеро или шестеро, и двое из них побежали к дому. К ним навстречу вышел Рафик, он едва держался на ногах. Они о чем-то говорили в саду, но я слышал только выкрики пианиста: «Это частные владения… я не приглашаю вас в дом… да, солдат был вчера и ушел рано утром… нет, я не знаю его имени и не могу пригласить вас в дом… этот мотоцикл участковый оставил вчера… я не знаю… я ничего не знаю…» Но они о чем-то все-таки договорились, и один из солдат направился с Рафиком в дом, а другой возвратился к машине. Когда же они подошли к крыльцу, я услышал оглушительный выстрел. Даже стекла зазвенели и умолкли птицы. Стрелял приднестровский герой с веранды. Сопровождающий солдатик был только ранен. Державшись за плечо, он побежал назад к машине, но второй выстрел в спину свалил его наповал — парень упал около беседки в кусты крыжовника. Мне почему-то показалось, что второй выстрел был даже громче — лепестки жасмина осыпались на крыльцо.
Гелка ворвалась к нам в спальню, глаза ее были безумны. Она заикалась: «Андрей, Денис, бежим отсюда, смотрите какую они тут свору устроили!..»
Машина отъехала от ворот, и через минуту кто-то из-за забора крикнул в мегафон: «Обещаем, что всем вам будет пиздец, если не сложите оружие. Выходите из дома по одному и руки за голову. Иначе мы будем стрелять на поражение».
— На поражение? Что это значит? — спросила Гелка. Я буквально затолкал под кровать ее и Дениса, приказав им не высовываться ни при каких обстоятельствах, а сам спустился в гостиную.
Арсений выглядел как Рембо: голый торс, сигарета в зубах, патронташ вокруг бедер, любовно поглаживает стволы своей двустволки. Наверное, он был глуп.
Раф размахивает пистолетом, вытащенным из кобуры участкового, но сам он бледный и жалкий. Предупреждает меня: «Не подходи к окнам!» Олег забился куда-то в угол, присосался к бутылке, а проклятый солдат подает всем стаканы со словами: «Ну что, мужики, выпьем перед полетом:»
— Да вы все с ума сошли! Это же все по пьянке! Надо сдаваться, хватит играть в героев, нас же всех тут распишут через минуту! — сорвался я и умолк, потому что пианист выплеснул мне в лицо водку и выпалил:
— Слушай, Найтов, возвращайся в спальню. По пьянке или нет, но нам отступать некуда. Видишь, как моя комедия разыгралась! Последний акт, Найтов. Я дождусь занавес:
Арсений похлопал меня по плечу. Рафик запел: «Врагу не сдается наш гордый „Варяг“» и завел пластинку с романсами, врубив полную громкость.
Из сада грохнули выстрелы.
— Это пока предупредительные, — спокойно предупредил Арсений и захрустел огурцом, которым закусил свои боевые полстакана.
Вдруг, в этот момент, когда, казалось, ситуация накалена до предела и нестерпимо пахнет жасмином, смертью и порохом, я почувствовал крайнее безразличие к происходящему. Мне стало смешно и горько, и мои друзья показались мне чужими и посторонними мужиками, точно я был героем из совсем другой пьесы, по нелепой ошибке попавшим в бездарный фарс с клюквенной кровью и бутафорскими выстрелами. Боже, почему так нестерпимо разит жасмином?
— Почему у тебя в саду так много жасмина? — спросил я Рафика шепотом.
— Что? — он не понял вопроса.
— Почему жасмина так много?
— А? Какого еще жасмина?
«Минута на размышление!» — орал мегафон. Арсений выстрелил по направлению этого металлического голоса, и в ответ из сада по окнам гостиной сыграли хорошую автоматную очередь. Посыпались стекла. Олег, закрыв голову руками, лег на пол и закричал:
— У нас здесь женщины и дети!
— Я знаю, что ты женщина, — оборвал его солдат. — Раф, дай мне пистолет, я посеку их с кухни: