- Напрасно вы нарушаете инструкцию: деньги должны укладывать два человека. Сегодня мы уже ничего не сможем сделать. Это исключено. Я утром сам вам звякну. Если обнаружим лишние, они не пропадут.
Никифоров выпил пива и попрощался. Уже стоя в дверях, вспомнил о ремонте госбанковской "Волги" и механически выложил свой запоздалый вопрос.
- Э, голубчик вы мой! - застенчиво ответил Татаринов. - Ободрали вы нас, как Сидорову козу. Без малого тысячу триста взяли. Дороговато ведь.
- Дороговато. Мы проверим.
Увидев его одного, кассирша вытянула шею и с надеждой смотрела на двери подъезда.
- Подождем до утра, - сказал Никифоров, садясь за руль. - Другого выхода нет.
- До утра? Как же я доживу до утра с такой ношей?
Никифоров промолчал. "Курица! - подумал он. - Что же ты одна укладывала деньги?" Он подвез ее, повторил, что не сомневается в ее честности, и с ощущением близкого покоя поехал к себе.
От пива захотелось есть. Он был уже почти дома, летел домой, как бы под горку, потому что дом сам влек его. В зеркальце показался желтый автомобиль с синей полосой на бортах. Никифоров на всякий случай притормозил, пропуская Кирьякова. Патрульный тоже замедлил ход и прижался к его машине, словно выталкивал на обочину. Никифоров повернулся и укоризненно глянул на инспектора.
Кирьяков с улыбкой смотрел вдаль, как будто не было никакого Никифорова. Блеснула никелированная ручка. Между машинами можно было просунуть ладонь. Никифоров съехал двумя колесами на обочину и дал газ, чтобы уйти. Стукнула по днищу щебенка. Желтая машина неотвязно держалась сбоку и все прижимала и прижимала. Никифоров остановился. Кирьяков с профессиональной ловкостью косо подал свою машину, перегородив ему дорогу.
- По двенадцать часов дежурю, - пожаловался Кирьяков. - Прямо сплю на ходу. Когда-нибудь врублюсь в столб, и больше меня не увидишь.
- Чего ты хочешь? - спросил Никифоров и оглянулся, надеясь, что в патрульной машине сидит и тот добродушный инспектор с татуировкой на среднем пальце, но там никого не было.
- Ну что ты злишься! - сказал Кирьяков. - Небось, тоже выматываешься? Ремнями напрасно не пристегиваешься. Сколько тебе говорить? Не дай бог, налетишь на препятствие, тебя размажет, как тесто. Каждый год гибнут тысячи водителей... Если ты не попадаешься в этом году, то в следующем твои шансы становятся меньше, потом еще меньше, и когда-нибудь тебе не повезет. Оштрафовать надо тебя.
- Штрафуй. Не тяни.
- Я с тобой по-дружески, а ты кричишь. Нехорошо, Саша. Что ремни? Сегодня не пристегнул, завтра пристегнул. Не буду штрафовать. Купи подарок любовнице. Только ты осторожнее, чтоб аморалку не пришили.
- Ха-ха! - нехотя засмеялся Никифоров. - Что ты мелешь?
- А ты вроде возбужден, - усмехнулся Кирьяков. - И покраснел подозрительно... Бахуса не употреблял? - Он шагнул к его машине и быстро вытащил ключ из замка зажигания. - Поехали, отвезу тебя на экспертизу.
- Отдай ключи! - сказал Никифоров. - Это тебе даром не пройдет.
- Выпил, чего уж там! - как будто шутя, вымолвил Кирьяков. - Ну, давай ко мне.
Приехали в больницу. Врачиха была не старой и не молодой, с розовыми подушечками щек. Она не смотрела ему в глаза, дала подуть в стеклянную трубочку, набитую ватой.
- Разве я похож на пьяного? - спросил Никифоров. - Это недоразумение. Ну вот, не позеленела ваша трубка!
- Вы плохо дули, - сказала врачиха. - Зажгите спичку и подуйте так, чтобы она погасла.
- Недоразумение, говорю я вам!
- Не волнуйтесь. Дуйте, дуйте...
- Мы же взрослые люди! - закричал он. - Не позеленела! Не позеленеет, хоть лопните.
- Проверим координацию движений, - проворчала врачиха. - Встаньте. И зажмурьтесь. Вытяните руку. Растопырьте пальцы... Так.
Она заставила его и шагать по одной половице, и приседать, и, закрыв глаза, находить подбородок и нос, словно ждала, что он запутается. Никифоров вытерпел. Ничего, сказал он себе, надо взять себя в руки. И больше не спорил, лишь поглядывал на часы и вымученно улыбался.
Во дворе уже сделалось темно, когда его оставили в пустой комнате и велели ждать. Он присел на жесткую кушетку, закрытую клеенкой. Однажды на пустынном шоссе он долго ждал помощи и с надеждой махал редким машинам, пролетавшим мимо него, и ощущал одиночество беды. Тогда он тоже говорил себе, что авария еще не беда, что надо набраться терпения и все кончится благополучно. Действительно, нашелся человек, который посмотрел на Никифорова не скользящим автомобильным взглядом, а осилил свою скорость, вытащил из-под сиденья запасной ремень вентилятора и подарил его. С тех пор Никифоров нигде не встречался с ним, но знал, что такой человек есть.
В медицинском заключении врачиха написала, что непосредственных признаков алкогольного опьянения не обнаружено. Стояла глухая полночь, когда он вышел на улицу. Заспанная сторожиха защелкнула дверную цепочку, и его обступили ночные тени. Мирно стрекотал сверчок. Скрипела высокая кривая береза. Возле крыльца шелестели темно-блестящие листья сирени. Под железным абажуром фонаря порхали мотыльки. Было холодно, и в ясной вышине сияла вечная дорога.
Приехав домой, Никифоров лег спать и не мог заснуть. Но, видимо, заснул, потому что приснилось: хватал ружье, приставлял к горлу Кирьякова, врачиха с розовой подушкой вместо лица дергала Никифорова за нос. Утром Мария Макаровна сказала, что пойдет искать на них, "проверяльщиков", управу, но Никифоров попросил ее не вмешиваться. Он повез Василия в детский сад, встретил старшего следователя прокуратуры Подмогильного и спросил у него, что делать.
- Мы должны быть чисты, - ответил следователь. - Самое большое богатство - честное имя. Я недавно допрашивал свидетельницу, а она вдруг раскрывает кофту и вытаскивает грудь, чтобы показать побои. Загляни кто-нибудь в кабинет, что бы он подумал? Потом доказывай, что она дура... Ты напиши жалобу. Только вряд ли. На бумаге две печати, а у тебя ничего нет. Даже не знаю, что посоветовать...
Никифоров поблагодарил, не зная за что, и поехал в банк. Он уже приготовился к тому, что тысяча исчезла. Вот когда перед ним оказалась непреодолимая стена, о которой загадала Полетаева! Что ему делать, если стена? Он вспомнил утренний поцелуй Лены, жены, ее улыбку и обещание, что все будет хорошо. Вокруг было пусто, он видел только одну эту улыбку...
Потерянная тысяча нашлась. Татаринов снова напомнил о завышенной цене ремонта старой "Волги". Никифоров затребовал у него копию счета и убедился, что сумма завышена в четыре раза. По его щекам как будто провели паяльной лампой. Татаринов виновато смотрел на него. Никифоров стал оправдываться: ремонт государственных машин в план автоцентру не входит, поэтому не было особого контроля... Но оправдываться в чужом жульничестве, словно в своем, было тошно.
- Виноватые дорого поплатятся, - пообещал он. - Сегодня сделаем вам перерасчет.
- Не переживайте, - утешил Татаринов. - Может, кто-то просто ошибся?
- Вряд ли ошибся. Рабочие получают четвертую часть от стоимости ремонта.
Из банка Никифоров помчался в центр.
- Разберись, - приказал он Журкову. - Не хватало дурной славы в городе. Ты посмотри, там только за сварку гнезд под домкрат взяли девяносто семь рублей, а красная цена - от силы двадцатка. Разберись!
Журков мучительно медленно сел, подпер голову тяжелыми руками и стал изучать счет.
- Ты ступай к себе да там разбирайся, - сказал Никифоров. - Если замешан этот сварной Слава, то учти - у одного заказчика стащили сирену, а он нашел и вернул!