– Сколько же их здесь?!
– Считай. Дарят с моего девятнадцатилетия. Уже тринадцать штук.
– Но мой подарок самый крутой!
– Даже спорить не стану!
«Оттаял».
Глава 17
Поздний ноябрь отметился отсутствием снега, привычным для сочинцев и по-прежнему не привычным для блондинок Марковых, и звонком на мобильный Кеши в одну из очередных бесснежных ночей. Заспанная Аврора только услышала в тишине спальни, как в трубку кричит нервный голос Славы: «Алена рожает!» К роддому они приехали во всем домашнем, но с накинутыми на плечи куртками, чтобы как-то оправдать показания календаря.
София Вячеславовна появилась на свет под утро, когда молодой папочка успел поорать, порыдать, вынюхать стратегический запас нашатыря и, наконец, опьянеть. Его многочисленные друзья, прибывшие в больницу, по всей видимости, чтобы своими песнопениями и шутками подбадривать желающий выспаться медперсонал, опьянели от темного пива и задавались вопросом, когда Слава успел дойти до кондиции, если не выпил ни грамма. Кеша на правах врача объяснил, что опьянение может быть не только алкогольным или наркотическим, хотя эти виды и не входят в его юрисдикцию. Захмелевшая орава не слушала проповедей своего квалифицированного приятеля, а только ожидала, когда из приемного покоя покажется виновник утренней попойки и поделится впечатлениями от долгожданного отцовства.
Едва празднования по поводу прибавления в колоритной семейке поутихли, поздний ноябрь отметился звонком на мобильный Авроры в очередную бесснежную ночь. Спросонья она прочитала на экране, что выслушать несколько нелицеприятных слов в свой адрес жаждет управляющий «ШокоLatte».
– Аврора… – замогильным тоном произнес вечно бодрый и неунывающий коллега.
Когда человека захлестывает ощущение счастья, он несется по дороге жизни словно на гоночном автомобиле, тем самым забирая в собственность у прочего мира лихие порывы ветра, бескрайние красоты и не менее фееричных встречных попутчиков. Но невозможно разогнаться до двухсот-трехсот километров в час, чтобы в итоге все остались живы. Тогда судьба самовольно выстраивает кирпичную стену, как на краш-тестах – все же схлопотать болезненные травмы предпочтительнее, чем кого-нибудь окончательно загубить.
Некогда Олимпиада вещала Авроре о том, что счастье – это совокупность уникальных условий. Маркова и согласилась с такой формулировкой, и отвергла ее. Как бы банально это не прозвучало, но все жаждут примерно одного и того же: здоровых родителей, талантливых детей, заботливого и любящего человека, понимающих и по-хорошему бесшабашных друзей, интересную и высокооплачиваемую должность. Уникальность же приобретается, когда абстрактные мечты обрастают плотью, принимают конкретные очертания. В них и концентрируется уникальность индивидуального счастья.
Когда Авроре сообщили о том, что на «ШокоLatte» обрушился роковой пожар, ее молодое и неопытное счастье возжелало разлететься, подобно карточному домику. Однако в жизни Авроры уже появились столпы уверенности, не позволившие случиться ужасному.
– Как это произошло? – едва ли не рыдала Аврора, укутанная в теплое пальтишко поверх ночной сорочки, попеременно взывая то к управляющему, то к пожарным.
– Пока точно неизвестно, но, вероятнее всего, поджог.
– Боже…
– Я сообщил Ирине Сергеевне о случившемся. Она вылетает ближайшим рейсом.
– Боже…
– Аврора, поехали домой. Нечего тебе на это смотреть. – Кеша несколькими часами ранее был вырван из сладкой дремы тяжелыми всхлипами, которые Аврора пыталась заглушить, положив правую ладонь на свои искривившиеся болью губы. Он не стал задавать лишних вопросов, привез по знакомому адресу, чтобы окончательно поверить в свершившееся, а затем также тихо увез обратно домой и остаток ночи убаюкивал ее в надежных руках, пока они почти одновременно не провалились в сон.
На следующий день после пожара Ирина Сергеевна прилетела оценить масштабы бедствия.
— Мда, если бы не запах гари, то подумала бы, что здесь все пожрали лангольеры, — резюмировала начальница.
Две женские фигуры возвышались над тошнотворно пахнущим пепелищем, создавая впечатление почти постапокалиптической тишины и спокойствия. Даже проезжающие мимо автомобили, проходящие люди с их извечным беспардонным любопытством не привносили в разрушенный мирок следы настоящей жизни.