Выбрать главу

На корме времени

Ю. Пирютко

Под общей ред. М. Витухновской. Вступит. статья М. Витухновской, К. Герасимовой, С. Чуйкиной. Комм. А.Чистикова. СПб.: Журнал "Нева", 2000. 384 с. Тираж 500 экз.

ИНТЕРВЬЮ С ЛЕНИНГРАДЦАМИ 1930-х ГОДОВ

Работа выполнена в рамках проекта, финансируемого Академией наук Финляндии, под названием «Нормы, ценности и перелом в советском обществе в период сталинизма». Терминология восходит к идеологическим клише советского времени (1929-й — «год великого перелома», «сталинизм» как отклонение от «ленинских норм» в документах ХХ съезда), но, по-видимому, переосмыслена с точки зрения либеральных ценностей.

Заданность темы, предполагающая некую конвенциональность в толковании расплывчатых понятий, вероятно, затрудняла выявление конкретных реалий ленинградского быта. Однако интервьюируемые, в силу возраста и социального положения далекие от принятых ныне стереотипов политической корректности, не подгоняют под них свои воспоминания. Этим грешат мемуаристы, занимавшие в 1930-е годы высокие ступени социальной лестницы. Здесь же в большинстве бесхитростные свидетельства бывших домработниц, подсобных рабочих, медсестер, кровельщиков, сварщиков, преподавателей ФЗУ. Среди них обнаруживаются и комсомольские активисты, функционеры низшего профсоюзного звена, но никто не сделал заметной номенклатурной карьеры. Преобладают приезжие, оказавшиеся в Ленинграде в силу специфических демографических процессов на рубеже 1920—1930-х годов. В первую очередь, это коллективизация и бегство, всеми правдами и неправдами, от колхозов. Но примечательно, что простое желание оказаться в Ленинграде, покинув для этого Гомель, Невель, Ростов, Армавир, и получить здесь жилье, работу и образование было вполне осуществимо для сильно этого захотевших армянок, татарок, евреек. Решительно никаких признаков фобии по национальному признаку не вспоминает ни один респондент. Как и проявлений чванства коренных горожан по отношению к выходцам из деревни.

Популярная характеристика советского общества 1930-х го-дов как «тоталитарного» обнаруживает свою узость перед конкретными примерами. Семья номенклатурного «врага народа» пользовалась, благодаря «литерным» карточкам, существенными преимуществами в снабжении перед простыми гражданами. После ареста и гибели отца мать с дочерью не были отправлены по этапу, а переехали из квартиры на Поварском в две удобные комнаты на Невском (интервью с М. Т. Бусковой). Представительница четырехсотлетнего дворянского рода не подверглась высылке, а обучалась в Институте иностранных языков и даже поступила в аспирантуру (интервью с Н. П. Панаевой). Несмотря на «пятилетку безбожия», пекли куличи на Пасху. «Масленицу вот знали, Рождество знали, 8-го октября всегда знаем, что Митров день — 8-го октября» (Н. Ф. Колокольцова). «Вот когда в 37-м году перепись была — верующий-неверующий, я писала, что верующая. В выходные дни я всегда в воскресенье, в праздники в церковь хо-жу — и ходила, и хожу… Иконы сняли, уже не было икон… По комнатам же не ходили, и я у своей кровати держала, а хозяйка разрешала» (Л. В. Гурина).

Пресловутые коммуналки тоже имели свои неоцененные достоинства: «Про кухню сейчас расскажу… Большая кухня была, большой стол, большая плита дровяная. У кого керосинки, у кого примуса. Кто зажжет плиту дровяную и стучит каждому в комнату: „Кому чего надо — ставьте варить“, На их дровах. Выходят, ставят. Самовар кто поставит, стучат: „Идите чай пить, самовар кипит“. Все пьют… Если я постираю белье и повешу на чердак — чердак общий, длинный, все перегорожено, и все свои веревки знают. Я белье повесила, соседка выстирала свое через 3—4 дня, пошла вешать, принесла мое. Положила на кушетку, еще из какой-нибудь комнаты, стучит: „Иди, забирай белье!“ И все вот так… Ничего не пропадало — ни простыни, ни пододеяль-ники…» После отмены продовольственных карточек в 1935-м «магазины были завалены продуктами». Работавшая операционной сестрой в Институте нейрохирургии О.П.Филиппова вспоминала, как, бывало, выйдет с подружками на обед в соседний, на углу Литейного, «соловьевский» магазин купят бутербродов с икрой. «Жили мы хорошо, маленькие зарплаты были, и все равно нам хватало. Хорошо».