— Во-первых, даже если бы ты так называла меня, я бы не возражала, — гораздо сдержаннее, но прекрасно владея собой, отвечает она. — Во-вторых…
Хэлли перебивает ее беспардонным смешком. Клянусь, создается впечатление, что она воспитывалась вообще не в нашей семье. Бобби, хоть и долгое время вел разгульную жизнь, никогда бы не позволил себе ничего подобного.
— Как же, не обиделась бы! — восклицает Хэлли. — Люди искусства крайне чувствительны! — Она смотрит на Сару почти с ненавистью. — Тем более те из них, которые склонны… — Она на мгновение умолкает, очевидно все же понимая, что ведет себя крайне грубо, но договаривает: — Которые склонны часто влюбляться и вечно нуждаются в острых ощущениях!
Бобби вскидывает руку, вознамерившись прямо здесь залепить потерявшей всякий стыд сестренке пощечину, но его удерживает отец, лицо которого искажено ужасом из-за поведения не то сына, не то дочери. Мама прижимает руки к щекам. Мелани, все это время наблюдавшая семейную сцену со стороны и не желавшая вмешиваться, обнимает меня, а Остин смотрит по очереди на каждого из нас, по-видимому прикидывая, может ли он чем-нибудь помочь.
В зале шумно и людно. Соседняя компания, кивая на нас, оживленно переговаривается. Остальные пока ничего не замечают. Я со стыда и от отчаяния готова провалиться сквозь землю. Лицо Сары, освещенное лимонным сиянием ближайшей лампы, торжественно-спокойно и лишь самую малость печально.
Не знаю, чем бы все закончилось. Может, папа и Бобби затеяли бы драку. Или маме по-настоящему сделалось бы плохо. Или Хэлли, одумавшись, расплакалась бы. Или же, если бы не справилась с приступом гадких чувств и возгорелась бы желанием доказать брату, что она его не боится, бросила бы Саре в лицо еще какую-нибудь гадость, а та не сдержалась бы и ответила…
Слава богу, ничего подобного не происходит. Потому что в следующую секунду внимание всех переключает на себя бодрый звучный голос:
— Добрый вечер! Вы что, репетируете какую-то сценку?
Я узнаю его еще до того, как поворачиваю голову. Потому что, хоть теперь он стал по-мужски низким, его своеобразный тембр остался почти таким же, как в детстве.
Мама медленно опускает руки, папа отходит от Бобби, дергает головой и вздыхает, Хэлли скрещивает руки на груди и становится ко всем нам вполоборота. Одна Сара стоит такая же благородно спокойная и лишь самую чуточку грустная.
— Даррен! — Мама подходит к нему и обнимает. — Нет, это не сценка, — говорит она жалобным тоном. — То есть сценка, но мы вовсе не репетируем. Спасибо тебе.
Даррен изумленно усмехается.
— За что?
С маминых губ слетает вздох.
— За то, что так вовремя подошел.
Даррен смотрит на каждого из нас и останавливает взгляд на мне. Его глаза, кажется, веселеют. Я протягиваю ему руку.
— Привет!
Он с чувством пожимает ее, будто мы родственники и безумно рады новой встрече.
— Привет! Как давно мы не виделись!
— Несколько лет, — киваю я.
Даррен смотрит мне в глаза, но видит, как мне кажется, меня всю. И мои обнаженные плечи и руки, и обтянутые тканью бедра, и даже спину, хоть это и невозможно. Я еще не вполне отошла от потрясения, которое испытала, когда Хэлли чуть не получила от Бобби оплеуху, но в состоянии заметить, что выглядит мой друг детства, несмотря на некоторую грусть во взгляде, даже лучше, чем когда мы встречались в последний раз. Тогда он был двадцатичетырехлетним молодым человеком, теперь же стал настоящим мужчиной.
— Даррен. — Бобби делает шаг вперед, и они с Дарреном обмениваются рукопожатиями. — Ты теперь что, снова поселился в Лондоне?
Бобби старается казаться спокойным, но внутри у него еще явно бушует буря. Мне настолько хочется обнять его и утешить, что чешутся руки.
— В Лондоне я, надеюсь, пробуду недолго, — отвечает Даррен улыбаясь, но определенно угадывая настроение Бобби и выражая ему взглядом сочувствие. — А ты, говорят, женился?
Бобби обнимает Сару и легонько подталкивает ее вперед.
— Да, познакомься, — с гордостью и примесью горечи говорит он. — Вот моя жена. Сара.
Я слышу в его голосе столько любви, нежности и готовности защищать честь этой женщины хоть перед целым миром, что мне хочется плакать. Сара все с той же каплей грусти, которую она даже не пытается замаскировать, на удивление естественно улыбается Даррену и пожимает его руку. По-моему, Бобби и правда с ней повезло, мелькает в моей голове неожиданная мысль.
— Приятно познакомиться, — говорит Сара. — Бобби о вас рассказывал.
— Если найдешь время, приезжай в гости, — говорит Бобби. — Можешь взять с собой подружку. — Он кивает на меня.
Я, если честно, немного смущаюсь, но, по-моему, искусно скрываю свою неловкость. Даррен же держится так, будто о нашей детской взаимной влюбленности совершенно не помнит. Или будто с высоты теперешнего возраста смотрит на нее, как на давно утратившие привлекательность и кажущиеся смешными поломанные старые игрушки.
И хорошо. В противном случае мои щеки то и дело заливались бы краской глупого стыда.
— Ладно, мы вас ждем, — говорит Бобби, похлопывая Даррена по плечу. Он кладет руку на талию Саре, и они уходят прочь.
— И мы вас оставим, ребята, — произносит мама, улыбаясь странной улыбкой. — Еще увидимся.
— Ага, — рассеянно отвечаю я.
Она берет под руку отца, которому будто впервые в жизни стал вдруг давить шею галстук или мешать смокинг, и они растворяются в толпе.
— Познакомься, Даррен, — говорю я, жестом указывая на Мелани и Остина. — Это моя лучшая подруга Мелани Гамильтон и ее муж Остин.
Даррен и Гамильтоны обмениваются обычными при знакомстве фразами и впечатлениями о празднике. Я смотрю на сестру, которая стоит на прежнем месте, не убирая от груди рук. Вид у нее независимый, но одному богу известно, что творится в ее душе. Почему она не сдержалась? Как не может понять, что должна научиться оставлять при себе личные мнения, особенно если они могут причинить боль близким?
Чувствую на себе пристальный взгляд и поворачиваю голову. На меня смотрит Даррен, причем так, будто хочет рассмотреть во мне ту девочку, которой когда-то поверял все свои мальчишеские секреты.
Мелани прикасается к моему плечу.
— В соседнем зале буфет, Джой. Я что-то проголодалась. — Она прикладывает руку к животу. — Мы пойдем туда.
Киваю. Мелани и Остин уходят. Я присаживаюсь на край фонтана.
— Лакомка, — произношу я с едва заметной улыбкой.
— Кто? — спрашивает Даррен, устраиваясь со мной рядом.
— Мелани. Если ей предложить одно из двух: бесплатный визит к стилисту в элитном салоне красоты в Белгравии или поднос с эклерами, она без раздумий выберет пирожные.
Даррен смеется. Его взгляд вдруг останавливается на Хэлли.
— Что с ней? — произносит он мне на ухо.
— Затянувшийся переходный возраст, — объясняю я. — Остается только надеяться, что у нее он закончится раньше, чем у Бобби.
Лицо Даррена серьезнеет.
— Может, нужно ей как-нибудь помочь?
Тяжело вздыхаю.
— Понятия не имею, как тут поможешь. И помощь ли ей нужна или хорошая встряска. — Объясняю в двух словах, как Хэлли относится к Саре и какое представление устроила несколько минут назад.
Даррен задумчиво пощипывает гладко выбритый подбородок.
— Да уж, невеселая история. — Он снова смотрит на Хэлли. — Внешне вы с ней как будто похожи и в то же время совершенно разные.
— Ты правда так думаешь? — радостно спрашиваю я, удивляясь, что наши мнения на этот счет настолько совпадают. — А многие утверждают, будто мы как две капли воды.
Даррен уверенно качает головой.
— Должно быть, так говорят люди ненаблюдательные. Или те, кто слишком плохо вас знает, — добавляет он.
Я немного наклоняю голову набок.
— Можно подумать, ты знаешь нас хорошо.
— Тебя — разумеется, — уверенно отвечает он.
Смеюсь.
— Ты знаешь не меня, а того ребенка, которым я была сотню лет назад. Теперь я совсем взрослая.
Даррен с товарищеским панибратством пошлепывает меня по плечу.