Наливаю кофе и сажусь рядом с Дарреном. Он достает два бигмака и тосты с ветчиной. Его лицо делается шаловливо-лукавым.
— Хотел купить еще и мороженое специально для тебя, но подумал, что ты меня неправильно поймешь.
Беру тост и откидываюсь на диванную спинку.
— У меня такое чувство, что я пойму все, что бы ты ни выкинул.
Даррен смотрит на меня с улыбкой, потом неожиданно серьезнеет, опускает глаза и отворачивается. Я вдруг вспоминаю о том, что, по словам мамы, у него и своих неприятностей хватает с лихвой. Что из-за них он и приехал в Лондон, а Беатриса даже мечтает отправить его за помощью в мое агентство. Мне делается ужасно стыдно. Кладу руку ему на плечо.
— Послушай-ка… А как твои дела? Про себя ты не рассказал ровным счетом ничего. Почему ты один, без жены? Надолго ли приехал к родителям?
Даррен смотрит на меня, сдвинув брови.
— Без какой еще жены? Я никогда не был женат.
— Да? А… гм… — Я спотыкаюсь и почему-то смущаюсь. — По-моему, мы с ней даже знакомы. С такой… гм… рыженькой. — Проглатываю слюну, желая заглушить шевельнувшееся в груди неприятное чувство. Что это такое? Неужели ревность? Нет, честное слово, это же смешно! Впрочем, может, не так уж и смешно. Говорят, нередко отцы ревнуют дочерей к зятьям, матери — сыновей к невесткам, сестры — братьев и наоборот. А Даррен мне почти как брат. Много лет я знала его намного лучше, чем Бобби.
Стараюсь прогнать глупую конфузливость и смотрю в глаза Даррену. В них отражается боль.
— С той рыженькой мы разошлись, — медленно произносит он.
— О-о-о, — протягиваю я, хоть и испытываю облегчение. — Мне очень жаль, Даррен!
Он жестом просит меня не рассыпаться в словах сочувствия.
— Это случилось довольно давно, уже полтора года назад.
— Как?! — вырывается у меня. — А я подумала…
Даррен прищуривает глаза, и в них снова мигают веселые огоньки.
— А чему это ты так удивляешься? Сама же говоришь: о себе ты не рассказал ровным счетом ничего.
— Просто… — Умолкаю. Если я скажу, что, мол, знала, что у тебя неприятности, он задастся вопросом: почему же тогда до сих пор ты только и твердила, что о своих проблемах? Теряюсь.
Даррен улыбается.
— Все ясно. Моя мама позвонила твоей, а та, конечно, хоть и не все запомнила и чего-то недопоняла, поделилась новостями с тобой. — Он усмехается. — Не удивлюсь, если узнаю, что мама прикидывает, как мне помочь, несмотря на то что сама ничего толком не знает. К тебе на прием меня случайно не записали? — Он смеется.
— Почти записали, — улыбаюсь и я.
— Как трогательно! — Даррен шлепает себя по колену. — Может, приступим к душеспасительной беседе, а, доктор Фил? — спрашивает он комично-траурным голосом.
Пихаю его локтем в бок.
— Попрошу без насмешек! Многие мои клиенты весьма мною довольны!
— Мужчины или женщины? — спрашивает Даррен.
— Хватит кривляться. Я в любом случае не взялась бы тебе помогать.
Лицо Даррена становится испуганным.
— Думаешь, я безнадежен? — спрашивает он панихидным тоном.
— Хорош валять дурака! — прикрикиваю на него я, а на губах играет улыбка. — Родным и близким психолога лучше обращаться к другому специалисту. К человеку со стороны.
Даррен кокетливо опускает ресницы.
— Значит, я для тебя родной и близкий? Или просто родной? Или всего лишь близкий?
Со смехом легонько ударяю его по ноге.
— Хватит! А то я обижусь.
— На что? — с наигранным изумлением спрашивает он.
Заставляю себя посерьезнеть и поджимаю губы. Даррен приподнимает руки и глубоко вздыхает.
— Ладно-ладно. По сути, мне все равно, родной я тебе или близкий. Мне подходит и первое и второе, — говорит он уже без смеха в голосе. — А проблемы мои не такие уж и страшные. Во всяком случае, все выяснилось и водить за нос меня больше не будут. Надеюсь.
Молча жду продолжения. Даррен грустнеет и умолкает. Потом без лишних эмоций, глядя перед собой, начинает рассказывать:
— Эта, как ты ее называешь, рыженькая, Маргарет Джилл, ушла от меня потому, что, как она сказала, вдруг ощутила острую потребность пожить одна, поразмышлять о смысле бытия и все в таком духе. Конечно, я сразу заподозрил неладное, но доказать, что мне врут, не мог, а опускаться до слежки и каких-либо разбирательств просто не желал. В это же самое время мой ближайший друг и деловой партнер, Гарри Гарднер, ни с того ни с сего решил переселиться на другой конец города и перестал ездить на вечеринки, на которых раньше мы неизменно бывали вместе, в наши любимые клубы, бары и так далее.
Он говорит вполне спокойным тоном, лишь кажется несколько раздосадованным. Слушаю его молча, представляя себе сцену их с Маргарет расставания и гадая, сильно ли он страдал.
— Во мне все это время говорили подозрения, но доказательств не было, а устраивать скандал на пустом месте было глупо. И вот совсем недавно мои догадки подтвердились: Маргарет, не трудясь даже ради приличия в одиночестве поразмышлять о жизни, от меня сразу переселилась к Гарри. Больше года они пудрили мне мозги, прикидываясь, что друг о друге ничего не знают! Когда правда всплыла, честное слово, я взбесился так, что не смог больше видеть ни одного, ни другую.
— Ну и история! — качаю я головой. Хочется сказать что-нибудь такое, что хоть немного облегчило бы его тоску. Но разве в подобном случае подберешь нужные слова! Поджимаю губы и сочувственно вздыхаю.
— Если бы они в самом начале честно объяснили мне: так, мол, и так. Не можем друг без друга, и все тут, — продолжает Даррен, — мне, конечно, было бы неприятно, но, честное слово, это я пережил бы. Они же предпочли накормить меня еще и целым возом вранья, усугубить мои мучения. — Он дергает головой. — Не понимаю! Неужели оба верили, что смогут всю жизнь водить меня за нос? Или надеялись, что со временем я настолько охладею к Маргарет, что мне уже будет все равно, с кем она?
Наверное, у нее не все дома, думаю я. Отказаться от такого симпатичного, веселого и неунывающего парня! Так его обмануть! Я бы на ее месте… Я отворачиваюсь и качаю головой, прикидываясь, что нахожусь вся во власти негодования.
Даррен взмахивает рукой.
— Вообще-то я никогда не пылал к ней такой страстью, какой, скажем, Наполеон к Жозефине. — Он усмехается. — Если точнее, я вообще никакой особенной любви не испытывал. Мы сошлись просто потому, что нам обоим надоело встречаться от раза к разу и захотелось семейного тепла. Я даже никогда в жизни не заводил речи об официальном браке и не делал никаких намеков.
— Может, это ее и тяготило? — предполагаю я.
Даррен пожимает плечами.
— Не сказал бы, что ее что-либо тяготило. С другой же стороны… Да бог его знает! Но, говорю же, я все понял бы, если бы со мной обошлись честно. Но при таком раскладе… — Он сокрушенно качает головой.
Какое-то время молчим. Я до сих пор держу в руке тост, но не откусила ни кусочка. Как-то неудобно жевать, когда человек открывает тебе душу. Да я и не очень хочу есть. Возвращаю бутерброд в коробку и осторожно интересуюсь:
— И как же ты поступил?
— Тут же заявил Гарри, что я не смогу и дальше ему доверять, тем более совместно с ним вести дела. Он каялся, пытался что-то объяснить, но я даже не вслушивался в его слова. Мне хотелось немедленно уехать. Чтобы начать совершенно новую жизнь где-нибудь подальше, чтобы ничто не напоминало о прошлом. В общем, Гарри выкупил у меня мою долю, я продал дом и умчался. — Он прикладывает руку к груди. — Знаешь, я не остался бы там ни при каких обстоятельствах. Даже если бы Гарри наотрез отказался платить мне, даже если бы не нашлось покупателей на дом. — Он вздыхает, смотрит на стол, улыбается и кивает на бигмак. — Ты теперь такие гадости в рот не берешь, правильно?
Качаю головой.
— Беру. Просто заслушалась тебя.
— Болван! — Даррен шлепает себя по лбу. — Принес даме угощение и не даю ей есть потому, что ударился в воспоминания! — Он смотрит на меня с нежностью, неожиданно берет мою руку и сжимает ее. — Знаешь, иногда я жалею, что не женился семилетним мальчишкой.