— Милостивый король, не погнушайся моим советом и не сердись на старого Варяжко.
— Советом! Каким? Говори смело: кто предан мне, тот должен говорить все, что думает.
Варяжко поклонился.
— Не езди больше на пир к князю. Поговаривают, он готовит для тебя кровавый пир. Если ему надобно, пусть приезжает к тебе на Красный двор, но ты к нему не езди. Он окружил тебя злыми людьми, и они возмутили самых преданных людей, как уголья, раздули у них желание мстить. Недаром княжеские послы частенько заглядывали на Красный и на княжеский дворы. Недаром Мстислав и Чудин ездят к колдуну Добрыне; ведь не ради меда и вина они ездят к нему.
Во время этой речи король потакающе качал головой:
— Спасибо, спасибо тебе, посадник! Я и сам догадываюсь об этом, но совершенно спокоен, потому что от Берестова нельзя приступиться ни ко мне, ни к моему лагерю.
— Кто хочет сделать зло, найдет дорогу, — отвечал Варяжко.
Долгое пребывание Варяжко у короля не прошло без внимания Добромиры. В ее голове бродили разные мысли. Она вроде бы догадывалась, в чем дело, но обо всем том, что совершалось на ее глазах, имела такое смутное понятие, что даже не могла себе объяснить. Для старой мамки дочери Коснячко не существовало ничего на свете, кроме Люды, и эта последняя была единственной ее надеждой, единственным существом, для которого она жила и которое любила. Она чуяла что-то нехорошее, но не могла предупредить зла.
Пополудни Люда сидела у окна с шитьем в руках и смотрела на далекий Днепр и окрестности. В это время вошла Добромира. Люда взглянула на нее и тотчас заметила на ее лице какую-то печаль.
— Что с тобою, мамушка? Есть какие-нибудь известия?
— Варяжко был у короля.
Люда положила шитье на колени.
— Варяжко! Зачем? Ты виделась с ним?
— Нет, не виделась, я только встретила его на дворе. Он о чем-то советовался с королем и… Бог их знает… Слишком уж часто у них эти советы.
Она вздохнула и бросила взгляд на Люду.
— Видно, у них есть о чем советоваться, — отвечала молодая девушка.
Добромира снова вздохнула глубоко:
— Дай Бог, чтобы мне не пришлось оставить тебя.
Люда удивленно раскрыла глаза и прямо взглянула в лицо своей мамке.
— Зачем?.. Почему? Разве нам здесь скверно?
— Я не говорю, что нам скверно. Король любит тебя, добр к тебе… но…
— Да мне больше ничего и не надо, я ничего не хочу. Пусть только любит меня, а я буду верна ему всю жизнь.
Добромира покачала головой, как бы говоря: «Этого недостаточно».
Однако она прервала разговор. Ее мысли были заняты чем-то другим. Она думала, как лучше выразить свою мысль Люде.
Подумав немного, она с нарочитым равнодушием отозвалась:
— Ко мне присылала Ростислава, чтобы я пришла к ней, но зачем, не сказала.
При звуке этого имени Люда подняла голову.
— Ростислава? — переспросила она. — Ах! И она забыла нас, — прибавила Люда. — Но когда же ты пойдешь, мамушка?
— Хочу сегодня… приказала поспешить.
— Ну, так иди же скорее. Может, и впрямь что-нибудь важное…
Добромира ушла.
Прошел день и другой, а Люда все не могла дождаться ее возвращения.
«Странно, как долго. Неужели она еще не наговорилась со своими?» — подумала девушка.
Ни Люда, ни Добромира не догадывались о причине, ради которой Ростислава прислала нарочного из Киева. Между тем Изяслав, желая довести свой замысел до конца, решился прибегнуть к помощи Ростиславы. Он знал о родстве их и дружбе и считал Ростиславу более всех способной переговорить с Добромирой, чтобы она уговорила Люду вернуться домой и выйти замуж за Вышату.
И Ростислава выполнила поручение князя. В продолжение двух дней она науськивала мамку, чтоб она согласилась с волей Изяслава.
Добромира слушала ее, рассуждала, обещала поговорить с Людой и обрисовать ей ее положение. Но, уйдя из Киева, она позабыла об этих обещаниях. Видно, осенний ветер навеял ей другие мысли.
«Пусть живет с тем, кого любит, — думала она по дороге. — От этого ее не убудет, а что Господь предназначил, то должно случиться… Что им за дело до нее, что они насильно хотят бросить ее в объятия Вышаты?»
Задавшись этим вопросом, она сама себе и ответила на него:
«Говорят, он любит ее, но она его не любит. Не все ли это одно, что прижать свое сердце к холодному граниту? Если бы она не любила короля — дело другое. Но она его любит, так как же бросить любезного? Говорят, ляхи уйдут в свою землю и король бросит ее, как чужую. Ну, пусть бросает, из-за этого она не сделается хуже. Ее сердце останется таким же добрым, как и теперь. Молвят, у короля есть жена и дети и он вернется к ним. Пусть идет… тогда будет время подумать и о Вышате, а теперь все эти наговоры ни к чему не ведут… да и слова эти звучат как-то печально».
Вернувшись домой, Добромира не сказала ни слова, зачем призывала ее Ростислава. Но на вопрос Люды она нехотя ответила:
— Да боялась, чтобы ее не обокрали.
— Не обокрали? — холодно переспросила молодая девушка и, помолчав, несколько веселее прибавила: — Ну, что там слышно, в Киеве?
— Мало ли что говорят! Бают, мол, что ляхи скоро уйдут, — прибавила она с некоторой робостью.
Удивление и страх выразились на лице молодой девушки.
— Уйдут! Куда?
Руки Люды повисли плетьми. А Добромира уставила на нее свои неподвижные глаза.
— А он? — спросила Люда.
— Ну, видать, и он уйдет. Ляхи без него не могут уйти!
Обе женщины долго и молча смотрели друг на друга, Добромире стало не по себе, что она начала этот разговор и опечалила свое любимое детище. Но минуту назад ее сердце до того заныло, что она и сама не знала, как это у нее вырвалось.
Из-за сказанного мамкой у Люды возник сам собою вопрос: что же тогда я буду делать? И напрасно она искала на него ответа. До настоящей минуты она никогда не думала, что тот, кого ее сердце искренне полюбило, оставит ее навсегда.
Добромире стало жаль бедную Люду. Она подошла к ней и поцеловала в лоб.
— Успокойся, дитя мое, — сказала она. — Господь умнее нас. Завтра воскресенье, я пойду в церковь и помолюсь за тебя.
— Спасибо, мамушка, сходи; да, кстати, зайди к отцу Еремию и попроси его помолиться за меня.
В ту же минуту на дворе послышался шум, лязг оружия и топот лошадиных копыт. Люда выглянула в окошечко.
— Король приехал! — радостно воскликнула она.
Добромира покинула светелку Люды, которая осталась стоять перед окном в ожидании короля, громко отдававшего какие-то приказания.
— О! Как он красив, — шептала она про себя, — и как сильно я его люблю!
Болеслав только что возвратился с объезда обоза, расположенного на холмах за Красным двором. Еще отроки не успели отвести лошадей в конюшню, как привратник доложил, что какой-то старик желает видеть короля. Болеслав приказал привести его и, остановившись посередине двора, в ожидании смотрел в сторону ворот.
Это был Добрыня. Король узнал его. Он помнил, что говорил ему недавно этот колдун, но, владея собой, он только улыбнулся ему.
— Ты пришел как раз кстати, — весело сказал король. — Теперь у меня много свободного времени, и я охотно поболтаю с тобой…
— Мне нужно было поспешить к тебе, милостивый король… и я прибег…
— Спасибо… ты уж очень любезен, — отвечал король и, сделав знак отроку, приказал принести ковш меду.
Оба вошли под навес рундука. Болеслав шел впереди, за ним следовал Добрыня, а за ним — свита короля, отроки и слуги.
Присутствовавшие с любопытством смотрели на Добрыню, прислушиваясь к каждому его слову. Поляки знали, что Добрыня колдун и что на матушке-Руси происходит много любопытных вещей. Неудивительно, что все были заинтересованы этой личностью.
В свою очередь и Добрыня оглядывал поляков с любопытством.
— Господи! Сколько богатства, сколько славы! — воскликнул он, качая головой. — А между тем я хорошо знаю, милостивый король, что ты несчастлив.