Их отношения с отцом между тем медленно, но верно возвращался к тому теплому и дружескому пониманию, которое, как казалось Джил, было очень давно потеряно. Они коротали вечера на крыльце в теплые вечера или кухне, когда было прохладно, обсуждали работу госпиталя или несовершенство юридической системы. В один из таких вечеров отец наконец спросил её:
— У тебя действительно всё хорошо, Джил?
Вечер был прохладным, они сидели в комнате. Джил забралась с ногами в кресло и накрылась пледом. Она подняла голову, встречаясь взглядом с отцом.
— Всё хорошо, правда.
Отец помолчал, будто удовлетворенный её ответом. Но Джил догадывалась, что он хотел спросить — почему она внезапно решила вернуться.
— Я просто решила, что дома гораздо лучше. И никакая карьера, успех, работа этого не заменят. Вот и решила приехать обратно.
Отец погасил сигарету.
— Да. Дом, каким бы он не был, всегда остается надежной гаванью в любую непогоду.
Больше они не возвращались к этой теме.
Стояло раннее утро, и Джил проснулась от того, что отлежала руку. Похоже, она проспала полночи, подложив её под голову. Джил потянулась, поправила подушку и закрыла глаза, рассчитывая ещё подремать.
— Надеюсь, что ты не забыла про наш уговор, — произнёс глухой голос. Джил мгновенно открыла глаза, а сон сняло как рукой. Этот голос звучал так, словно он был и в её голове, и вокруг неё одновременно.
— Нет, — лаконично ответила Джил. Желание спать сняло как рукой, и утро стало далеко не таким хорошим.
— Тогда считай, что я начинаю её.
— А если я выиграю? — Джил решила все-таки узнать ответ. Как бы ни был эфемерен шанс, попытаться стоило.
— Ты веришь, что можешь победить? — Голос не выражал никаких эмоций, но всё же какие-то отголоски их в нём звучали. И они явно говорили, что отвечать и объяснять никто ничего ей не будет.
— Почему именно я? — Вспылила Джил, садясь на кровати. Мало того, что ей испортили утро, вторглись в её жизнь, так ещё и просто игнорируют, навязывая заведомо проигрышную схватку.
— Считай, что я — твоя совесть, проснувшаяся так не вовремя. И так, первый шаг нашей игры, — голос явно не собирался давать ей время на размышления, — ты покажешь мне место, которого боишься.
— Показать? — Джил могла списать беседу с голосами в голове на начальную стадию шизофрении, но вряд ли раздвоившиеся Джил-и-Джил могли не знать того, что знала она сама. Во всяком случае, она считала иначе. В ответ снова тишина, каждый раз демонстрирующая то, что её положение считается чуть выше плинтуса. Говорящего плинтуса.
— Я не буду играть в эти идиотские игры! — Заорала она, швыряя на пол подушку.
— Как хочешь, как хочешь, — равнодушно ответил голос, — ты ведь знаешь цену отказа.
Джил выбралась из кровати и, злобно шаркая по полу, направилась в ванную. Засунуть голову под струю холодной воду, отчего сердце чуть не остановилось, было жестоко, но иного выбора не оставалось. Иначе она колотила бы всё, попавшееся под руку, пока добрые люди не вызвали бы скорую, чтобы отправить её в психушку.
Место, которого она боится. Таких мест было мало, но откуда проклятый голос мог знать, что все они находятся здесь, в этом городке? Джил ощущала, как у неё от бешенства пар валит из ушей и ноздрей. Пока она готовила завтрак, всё летало, валилось из рук, падало. Она даже чуть не нарезала палец вместе с апельсинами, потому и не заметила, что отец, вышедший на кухню, выглядит как-то не важно.
— Ты поздно лёг, папа? — Когда Джил наконец-то оторвалась от готовки, она обратила внимание на то, что он бледнее обычного. Ощутила укол тревоги.
— Не слишком поздно и не слишком рано, — стараясь отвлечь её, шутливо произнёс отец. Но отвлечь Джил было не так-то просто, и она принялась настороженно наблюдать за ним, пока накрывала на стол. Через пять минут она не выдержала и поднялась из-за стола:
— Папа, тебе же нехорошо!
— Пустяки, внезапно просто сердце прихватило, — отец улыбнулся, пытаясь успокоить её, но получилась болезненная гримаса. Джил решительно потянулась за телефоном.
Через полчаса, когда приехавший из госпиталя доктор измерял давление и пульса отца, Джил нервно барабанила по столешнице на кухне. Она вдруг подумала, что не представляет себе жизнь без отца. Он был последним, что оставалось у неё, и что как-то привязывало её… к миру и его кипящей жизни. Без него она стала бы просто перекати-полем, без дома, без семьи. Человеком с другой планеты, которой и не существовало. Раньше она не придавала этому значения, а теперь поняла, что мало ценила то, что у неё имелось.
— Ты по-прежнему отказываешься? — Произнёс ненавистный голос, снова возникая в голове. Джил почти позеленела, мгновенно сопоставляя происходящее и ненавистного собеседника.
— Оставь моего отца в покое, дерьмо!
— Ты можешь не трудиться разговаривать вслух, тебя могут счесть сумасшедшей. А я прекрасно слышу твои мысли, — похоже, что он был даже доволен тем, что она взбешена и паникует.
— Оставь моего отца в покое. Я не отказываюсь, клянусь, — Джил понимала, что только что подписалась на то, чего не могла предвидеть или изменить. Но жертвовать отцом она не собиралась, как бы дорого ей не обошлось общение с голосами в голове. Вышедший из комнаты доктор, к счастью, не слышал её монолога и обратился к Джил, давая рекомендации.
— Как ты себя чувствуешь? — Джил вошла на цыпочках в комнату и осторожно погладила отца по руке. Доктор сказал её, что ничего серьезного не случилось, но необходимо пройти обследование.
— Гораздо лучше, — отец пожал её пальцы, — не беспокойся, пройдись и отдохни. Всё равно скоро должна придти наша соседка. Она заглядывает ко мне, иногда даже приносит свои пироги. Ты помнишь её — она мать близнецов.
— Неужели? — теперь Джил подумала, что в жизни отца есть кое-какие тайны, и постаралась принять заинтересованный вид, — А как поживают близнецы?
Отец кашлянул, как-то погрустнев.
— Близнецы ушли в армию, и почти через год погибли. Оба. А их отец умер от сердечного приступа, когда узнал об этом.
Джил внезапно подумала, что, носясь со своими скелетами, совершенно забыла, что люди вокруг настолько тесно живут с горем и потерями, что уже просто не замечают их, а не посвящают им, как она, половину своей жизни. Она кашлянула, скрывая свое замешательство. Раз отец нашел близкого человека, который скрашивает его жизнь, она только рада за него.
— Ей следует заходить к тебе почаще, — словно невзначай заметила Джил, поправляя плед, которым укрыла отца. Тот подозрительно покосился на неё, но ничего не сказал.
Джил постояла на крыльце, собираясь с духом, а затем решительно направилась в путешествие назад, в прошлое.
Гай провел уже несколько дней в этом, забытом всеми, городке, где тишина и спокойствие безраздельно правили всем. Он жил в маленькой комнатке почти на чердаке, которую снял за смехотворную сумму у пожилой пары. Гай позаботился о том, чтобы они не испытывали большого интереса к нему. Но он не хотел тратить время и силы на дополнительную магию, которая могла бы привлечь ненужное внимание. Хорошо уже то, что всё это время Господин Хедрунг не звал его, а Аноэль не звонил, чтобы поинтересоваться — когда же Гай вернется, и тяжкая ноша дел снова свалится с плеч бедняги.
Он видел дом Кэйлаш. Такой маленький и светлый, словно сошедший с картинок журнала недвижимости. Гай сидел на ветке старой яблони, облокотившись спиной на её ствол, и смотрел в окно, чтобы лишний раз убедиться в том, что Кэйлаш меняет свои лица в зависимости от ситуации. С отцом она была улыбчивой и заботливой дочерью, с прохожими — вежливой и доброжелательной, а в своей комнате вновь превращалась в человека, чье нутро грызут персональные демоны.