Вика тут же рассказала Вацлаву о ночном шутнике, заглядывавшем к ним в комнату.
-Надо было меня позвать. А если б он стал лезть к вам?
-Мы закрыли окно на шпингалеты, он не влез бы.
Кира смотрела на высокого "викинга" и вдруг резко бросила ему:
-А может, это ты был? Надел шапочку и давай рожи корчить!
Вика возмущенно зашипела, а Вацлав высокомерно глянул:
-Ты ещё скажи, что это я стёкла в автобусе разбил.
-Не знаю, - отрезала Кира. Теперь она вспомнила ту несуразность, что была в словах Вацлава о выглаженной рубашке, - эту водолазку ты вчера гладил?
-Кирка, перестань! - одёрнула её Вика, - гладил - не гладил, какое тебе дело?
-А такое дело, Викуся, что это нейлоновая водолазка. А нейлоновые водолазки никто не гладит! Он врёт нам. Так что вполне мог и под окнами болтаться.
-Так вот оно что! - обиженно ответил Вацлав. - Может, кто-то и не гладит их, а я всегда глажу. Утюгом! Смотри!
Он быстро сдёрнул с себя куртку, и обе девушки увидели заутюженные рубчики на рукавах свитера. Потом он вновь надел куртку и с оскорблённым видом отошёл от них.
-Ну и дура ты, Кирка! - Вика презрительно посмотрела на Киру, действительно с дурацким видом стоящую перед ней, и пошла к Вацлаву мириться. А Кира потёрла в растерянности переносицу. Да, глупо получилось. Парень в самом деле имеет привычку гладить то, что никто не гладит. Но, с другой стороны, есть же разные чудаки. Нравится ему гладить нейлоновые водолазки - пусть гладит, гладят же утюгом некоторые люди махровые полотенца. Теперь надо пойти и извиниться. Ужасно не хочется, но надо. Не виноват внук Ниночки, что не нравится Кире, ставшей такой подозрительной. Может, у неё паранойя уже прогрессирует?
Вацлав принял её извинения с видом оскорблённой добродетели. Несмотря на примирение, он всячески демонстрировал Вике и особенно Кире, что его великодушию нет границ.
Появилась Дина Моисеевна с ещё одной новостью: ночью обрушился старый заколоченный дом.
-Вас вчера, - повернулась она к Кире, - почти рядом высадили из автобуса. Жаль домик - хорошей архитектуры постройка, кажется конца девятнадцатого века. Странно, что никому в голову не пришло его отремонтировать. Обычно эстонцы следят за подобными вещами, к тому же здесь территория заповедника. Должны были следить за его состоянием...
Кира молчала. Она вспомнила, каким теплом отозвались стены дома на её прикосновение. Сердце сжалось: он ждал её. Дождался и попрощался. Он не захотел, чтобы чужие люди шастали по его лестницам, открывали и закрывали двери, смотрели из его окон. Он предпочёл гордо уйти из жизни, не захотел сдаваться на милость незнакомцев.
Люди тихо переговаривались, глядя на возню матерящихся сквозь зубы шофёров. Предстояло проехать около шестидесяти километров до Таллина, а затем ещё возвращаться домой, и всё это без ветрового стекла. Конечно, сейчас не январь месяц и не так уж холодно, но встречный ветер никто не отменял. Изобретательные водители решили взять лист прозрачного пластика, сделать в нём отверстия и прикрутить проводом к раме "Икаруса". Пока они возились с паяльной лампой, пока делали отверстия, пока "пришивали" пластик к автобусу, совсем рассвело. Когда автобус тронулся в дорогу, он представлял такое фантастическое зрелище, что встречные машины выражали своё недоумение и сочувствие удивлёнными сигналами. И вправду было на что посмотреть: водитель с лицом, закутанным в тёплый шарф, в куртке с капюшоном на голове и в огромных мотоциклетных очках, а вместо ветрового стекла кусок пластика, лишь на две трети закрывающий отверстие. Так и доехали до Таллина под вой встречного потока воздуха.
К счастью, остальная часть поездки прошла вполне сносно. Она погуляли по городу, посидели за чашкой кофе на втором этаже кафе "Гном", купили дефицитные шерстяные колготки для Шурочки. Потом поискали и нашли магазин для новорожденных. Там они выбрали хорошенькие ползунки в цветочек и распашонки из байки для ребёнка друга Вацлава. Он уже не дулся на Киру, теперь он добродушно подтрунивал над её подозрительностью. Она забыла все свои сомнения и радовалась изумительному городу, похожему сразу на все известные ей сказочные города. А уж когда им навстречу попался настоящий трубочист, радости их не стало предела. Обычно стесняющаяся незнакомых людей, Кира остановила трубочиста, одетого во всё чёрное, но с ослепительно белым элегантным воротничком. Видимо, он уже привык к подобным просьбам, потому что, когда она попросила разрешения дотронуться до большой пуговицы на его комбинезоне, он улыбнулся и кивнул. Кира взялась за костяную пуговицу и, зажмурившись, прошептала своё самое заветное желание: "Пожалуйста, пусть Штефан найдёт нас уже в этом году". Лицо трубочиста стало серьёзным, он склонился к её уху и сказал:
-Он ищет тебя, и скоро ты с ним встретишься, - кивнул ей, ещё раз улыбнулся и пошел своей дорогой, легко неся на плече деревянную лестницу.
Дома Шурочка встретила её радостным воплем. Тамара согрела чайник, они выпили чай с привезёнными из Таллина конфетами. Стукнула в дверь и, не дожидаясь ответа, с мечтательным выражением лица вплыла в комнату Викуся - она только что распрощалась со своим "викингом". Дамы поболтали ещё немного и разошлись.
Кира на ночь всегда заплетала косу, а Шурочка обожала расчёсывать её длинные волосы. Но сегодня она что-то почувствовала в настроении матери:
-А как папа нас ищет? - вдруг перестав водить расчёской по густым прядям и заглядывая в глаза Кире, спросила девочка.
- Наверное, пишет письма в разные города. Папа же не знает, где мы живём.
-И обо мне он не знает? - в сотый раз спросила Шурочка. Ей так нравилось, когда Кира начинала рассказывать, как папа обрадуется, увидев свою дочку.
-И о тебе не знает. Он удивится, когда узнает, что ты его дочка. Потом засмеётся, обнимет тебя и расцелует, - Кира смотрела в зеркало на ребёнка и видела, как та о чём-то сосредоточенно думает. - Что-то хочешь спросить?
Шурочка сморщила нос, свела домиком тонко выписанные брови:
-А вдруг я ему не понравлюсь? И он захочет другую девочку в дочки?
-Ну как же ты не понравишься? Разве может папе не понравиться такая замечательная дочка? Ты же знаешь, какой у нас умный и добрый папа? Хочешь посмотреть на него?
Это становилось похожим на ритуал. Каждый вечер они говорили о Штефане - им обеим нужны были эти разговоры - Кира открывала медальон, показывала дочери портрет.
-Он такой красивый, да? - в тысячный раз рассматривала портрет Шурочка. - А какого цвета у него глаза?
-Ты же знаешь. У него глаза цвета мёда или прозрачного янтаря. Знаешь, такого золотисто-коричневого необыкновенного оттенка, - она улыбнулась, - совсем, как у тебя.
Гордая и довольная, девочка кивнула. Ей так нравилось то, что говорила мама.
Неделя пролетела, но Серёжа не появился. Напрасно Кира напряженно ждала его. В понедельник директор вызвала Киру к себе и потребовала от неё составления плана работы на год, на четверть, на месяц, на неделю.
Людмила Георгиевна Савельева была новым для школы человеком, случайно оказавшимся на этой службе, после того, как на неё написали коллективную жалобу не куда-нибудь, а прямо в городской комитет КПСС. До этого она командовала райкомом партии. Разным просителям-посетителям она выговаривала железным тоном, не терпела возражений и ненавидела строптивых и независимых. Обычно таких называют "бой-баба": квадратные плечи шире попы, короткие ножки и крутой перманент - та ещё особа. Как-то в учительской она отчитала пожилого историка. Учителей мгновенно разметало по углам. Кто-то сидел, опустив голову, потому что, если её поднять, Савельева тут же вцепится в горло бульдожьей хваткой и станет трепать, как резиновую игрушку. Кто-то делал вид, что усердно проверяет тетради. Никто не посмел вмешаться, и она упивалась властью. А высокий седой историк - бывший майор - отступал под натиском выговаривающей ему дамы в сером трикотажном костюме, а та шла на него безразмерной грудью, как таран, и бывалый мужик скукожился, кожа на шее и лице стала багровой. Потом он влетел в библиотеку за очередной методичкой по обществознанию, и Кира видела, как тряслись у него руки.