Выбрать главу

Ну что ж, кажется, срок пришёл. Опять-таки помогла случайность. В своё время, занимаясь гражданкой Стоцкой, они постоянно делали запросы, ориентируясь на указанный в её документах возраст. Справку из жилконторы и все прочие бумаги Нина Иванова сразу сдала в отдел ещё в те давние времена. Там значился год рождения Стоцкой - 1915. Машинистка отдела пару месяцев назад, перепечатывая запрос, ошиблась и вбила почему-то год рождения 1951 - всего лишь цифры местами переставила. Спасибо ей за эту ошибку, потому как на запрос пришёл положительный ответ, и пошла крутить контора все свои механизмы.

Александр Григорьевич внимательно просматривал полученные списки с ориентировками и наткнулся на нужную. Позже стало очевидно, что это та самая Стоцкая, которую так долго поджидал их отдел. Вот ещё бы выяснить, что любимая мамулечка понарассказала любящему внучку. Орлов вынул из подшитого к сшивателю большого чёрного конверта фотографии и разложил их перед собой. Потом переложил по-новому: дореволюционные фотографии - верхний ряд, под ними фото тридцатых годов, а новые фотографии отложил в сторону.

Итак, Монастырский Андрей Афанасьевич. Наверное, симпатичный малый - теперь уж не разглядишь, фотография стала совсем бледненькая: вот он стоит в группе медиков перед отправкой на фронт в сентябре 1914 года. А вот он же на фотографии из личного дела отдела кадров института в августе 1928 и рядом же фото на паспорт для поездки за границу 1931 года. Только и на этих снимках лица не видать - лишь белые пятна какие-то. Видимо, некачественные растворы в те годы применялись для обработки фотографий.

Александр Григорьевич придвинул фотографии супругов Палёновых. С каким трудом удалось разыскать их! Вот здесь должна быть хорошенькая черноглазая Ольга с мужем - бледным, словно после болезни, но поразительной красоты мужчиной - в ноябре 1920 года. И опять вместо лица Ольги Палёновой белое пятно! Что за напасть случилась с этими снимками?! Вот они же десять лет спустя, её-то не разглядеть, а он такой же, будто и не пролетели десять лет. Только в глазах безнадежность и тоска. Орлов отложил фотографии, но тут же вновь придвинул к себе и, взяв сильное увеличительное стекло, стал всматриваться в лицо мужчины. Что-то мелькнуло в голове, какой-то обрывок мысли - и пропал.

Но куда же всё-таки все они могли деться? Ах, маменька, маменька! Не захотела ты рассказать об этом, когда они с Вацеком тебя расспрашивали. И брадикинин подкожно не помог! Корчилась от боли, сознание теряла, но ничего не поведала нового. Вот и наказали непокорную старуху. Думали, что сутки там, на дачке, полежит без еды да воды среди крыс и помягчеет, всё-всё расскажет. Но тут у Григория Александровича дела неотложные появились, а внучок любимый не поехал навестить старушку. Ух, и устроил же выволочку нерадивому сотруднику Александр Григорьевич, когда они на шестой день добрались до Лисьего Носа!

Лёгкий стук, и в дверь просунулась голова Вацлава:

-Можно, Александр Григорьевич? - после дачного прокола "Племянничек" вёл себя тихо, смирно и даже робко. Орлов усмехнулся:

-Входи.

Вацлав сразу прошёл к торцовой части стола, присел на стул, готовый тотчас вскочить и вытянуться по стойке "смирно", скосил глаза на разложенные фотографии. Орлов заметил, как засветилась в них заинтересованность. Вацлав прямо-таки ел глазами фотографию супругов Палёновых. Интересно!

-Докладывай! Что нарыл? - бросил ему Орлов. Вацлав вздрогнул, перевёл взгляд с фото на начальника.

- Есть кое-что... - он сел поудобнее, достал блокнот и изредка заглядывая в него, начал рассказывать, - Франц Пален, он же Сергей Палёнов...

-Я знаю, что Франц Пален и Сергей Палёнов - одно лицо, - нетерпеливо перебил его Орлов, - давай дальше...

-Франц Пален, он же Сергей Палёнов, - не обратил внимания на нетерпение начальника Иванов, - он же усыновлённый в 1912 году Штефаном-Георгом фон дер Паленом сын Ольги Яковлевны Матвеевой, бывшей актрисой цыганского хора. Это тоже вам известно. А вот кое-что новое: этот самый Пален Штефан-Георг был женат на Матвеевой вторым браком. В первый же раз он женился в 1911 году, догадайтесь, на ком?

Александр Григорьевич сделал рукой нетерпеливый жест:

-Не тяни!

-Штефан-Георг Пален венчался летом 1911 года со Стоцкой Кирой Сергеевной! - он победно глянул на шефа и разочарованно хмыкнул. На Орлова новость, казалось, не произвела ожидаемого эффекта, только крылья носа затрепетали да желваки заиграли.

-Куда же эта самая Стоцкая делась, если венчанный муж через год снова женился? - спокойно спросил он.

-Вот тут много неясного, Александр Григорьевич. Здесь, в Питере, у неё жили тётки. Одна, кажется, была певицей. Вот с нею эта самая Стоцкая-Пален, почему-то бросив мужа, уехала за границу и больше назад не вернулась. Все считали её погибшей, а Палена, соответственно, считали вдовцом.

-Сбежала, значит! Закрутила роман с любовником - и тю-тю!

-Логично. Но данными не подтверждается. В церковной записи о произведённом венчании значится возраст девицы Стоцкой - рождения года 1895. То есть, когда вышла замуж за Палена, ей было всего шестнадцать лет. Рановато, конечно!

-Да уж, совсем девчонка! Но раз обвенчали, значит, было получено особое разрешение. Да и бывали подобные случаи... Эх, жаль нет у нас её тогдашнего фото!

-Зато есть фото 1931 года. Плохонькое, конечно, но есть. И нынешнее тоже! Вы же знаете, что и там и тут - одно лицо. Может, дочка той?

-Уж скорее, внучка. Ещё что-нибудь нашёл?

-Нашёл. Этот самый Пален, который Штефан-Георг, был медиком...

-Вот как? Интересно... Значит, у них с Монастырским много общего.

-Даже очень много общего. Пален до революции служил в институте у Бехтерева, занимался паранормальными способностями мозга. Они там изучали возможность передачи мыслей на расстояние. Опыты над собаками проводили. И с людьми, конечно, пробовали.

-Получается, что наш Монастырский изучал способы омолаживания, а Пален телепатию... Жили они в одной квартире... И здесь же появляется спустя девятнадцать лет после исчезновения в 1912 году Стоцкая. И возраст её - семнадцать лет.

-Может, это дочка этого Палена? А возраст она уменьшила. Женщины так часто делают, и ей в самом деле не семнадцать, а девятнадцать лет?

-Ну да, а потом проходит ещё сорок лет, и ей опять семнадцать, - поморщился Орлов. - И потом, мы же знаем, что объявилась она в январе 1968 года. Тогда ей было семнадцать. Возьми, сравни фотографии: вот эти - тогдашние, а эти только что у тебя на даче делали. И?...

-Никаких изменений. Только причёска другая.

-Знаю я этот фортель: это она специально так волосы узлом укладывает сзади, чтобы старше казаться, - он встал, прошёлся по кабинету. Остановился возле Вацлава и минуту-другую изучал его. Тот завозился, отвёл глаза в сторону.

-Есть в этом деле что-то, чего я не знаю, - Орлов не сводил стального цвета глаз с лица Иванова, - а ты, дружок, это что-то знаешь, но скрываешь. Напрашивается законный вопрос - почему. Почему ты это делаешь?

Вацлав попробовал сыграть непонимание, даже обиду. Но под холодным змеиным взглядом Александра Григорьевича не выдержал, уши его загорелись красным цветом, он опустил глаза, заёрзал на стуле.

У него было что скрывать от начальника. Бабушка кое-что рассказала, когда сидели они поздним вечерком на Новый год. Тогда Вацлав добыл в их закрытом буфете разные забытые вкусности. Он притащил не ту, бумагой напичканную, "людскую" колбасу, а настоящую сырокопчёную, твёрдую, как палка от швабры, покрытую белым налётом, колбаску. Икорки красной, и особо любимой Ниной Ивановной - чёрной - в стеклянной баночке с осетром на крышке. Мартини, французское шампанское и коньячок "Наполеон" с золотой нашлёпкой в виде рыцарской перчатки и цепочкой на горлышке, всякие лимончики-мандаринчики да огромную коробку уложенных в два слоя шоколадных конфет - всё это он выложил на стул под зеркало и позвал бабушку. Как она тогда взглянула на него! Как порозовело под пудрой её лицо! Как ей было приятно внимание! В тот вечер, когда весело кружилась голова и ушли, укатились проклятые годы, поведала кое-что Нина Ивановна единственному внуку, о чём позже горько пожалела.