-Чаем? Это лавка колониальных товаров, наверное? Богатые купцы известных фамилий...
-Ну Елисеевы да Абрикосовы у нас не торговали. Правда, шоколад от Абрикосовых купить можно было. У нас, конечно, попроще: "Иванов и сыновья", "Стычинский". Да мало ли...
-Иванов - очень распространённая фамилия. Вся Россия полна Ивановыми.
-Не скажите. Наш Иванов - купец первой гильдии. Представляете, весь капитал передал на нужды революции, одно время даже местной ЧК руководил. Очень деятельный был человек. Хотели улицу назвать его именем, но потом что-то не заладилось.
Киру передёрнуло: улица имени Гришки-прохвоста - гадость!
-Я помню, почти на обрыве стоял большой белый дом под зелёной черепицей.
-С зелёной черепицей? Да, знаю. Это "ведьмин дом".
-Какой? Ведьмин? - удивилась Кира. - Почему?
-Дом очень старый, там жила семья местного чудика. Подождите, сейчас фамилию вспомню. Потоцкий? Тоцкий? Нет, не то.
-Может, Стоцкий? - она обиделась на "чудика". Почему это папенька стал для этих новых людей чудиком? Только потому, что был гордым и достойным человеком, потому что честь для него была превыше всего?
-Точно, Стоцкий, - кивнула Катя. - Они ни с кем знаться не хотели, да и к ним мало кто наведывался. Там, кажется, экономка была. Так она отравила хозяйку, её мужа, а соседке так вообще толчёного стекла в сахарный песок подсыпала.
-Не может быть! - поразилась Кира. Значит, вот как: не зря Штефан подозревал Верунчика в том, что она купчиху в могилу свела.
-Может, может. Она ещё порчу насылала на всех.
-Ну в это я уж никогда не поверю, - покачала головой Кира, - прямо средневековье какое-то.
-Люди рассказывали, что она по ночам на старое кладбище ходила. А потом там всякие фигурки находили. Знаете, такие из воска, волос и пёрышек.
-А от этих Стоцких кто-то остался?
-Не знаю. В "ведьмином доме" жили родственники этой тётки, куда они потом после революции делись - не известно. Я почему так много об этом доме знаю? У мужа там рядом дедушка жил, он много чего помнил. Теперь там золовка моя живёт, но она историей не интересуется.
-Слушайте, вы можете хоть чуть-чуть помолчать?! - рядом зашевелилась сонная тётка, - весь вечер только и слышно: купцы да ведьмы... Сколько можно?
Девушки переглянулись и замолчали, глядя в пустое чёрное окно.
Каменецк встретил первым этой осенью снегом и порывистым ветром. Простившись с Катей, Кира, подгоняемая ветром в спину, забежала в здание вокзала. Кассовый зал, он же зал ожидания, выглядел так, как мог выглядеть любой вокзал: деревянные скамьи с высокими спинками, расставленные поперёк зала в несколько рядов, были заняты сидящими и лежащими пассажирами. Кто-то спал, кто-то читал в плохом свете тусклых ламп. Киру вполне устроило местечко на скамейке - тепло и можно подремать до рассвета, гулять по ночному Каменецку она не решилась.
Конечно, город изменился. Появились новые здания, "стекляшки-кинотеатры", такие же "аквариумы" столовые. Безликими близнецами они были разбросаны по всему городу. В одной такой столовке Кира позавтракала голубоватой кашей-размазнёй, воровато оглянувшись, протёрла носовым платком алюминиевую ложку и размешала её черенком сахар в чае.
Первым делом она направилась в сторону старого кладбища. Её тянуло туда, хотя она точно знала, что ни маменьки, ни папеньки там не могло быть. Мартовской ночью 1912 года Штефан вскрыл их могилы и убедился, что правду говорили сводные Кирины сестрички Аннушка с Ирочкой: под землёй покоились пустые гробы. Где, в какие дали ушли её ласковые родители? Загадка осталась неразгаданной.
На месте кладбища был разбит жилой массив с пятиэтажками, детским садиком и школой. Она прошла в глубину двора и присела на мокрую от снега с дождём скамейку. Значит, вот как... Всё закатано в асфальт. Дети играют и не знают, не ведают, что под песочницей да под спортивной площадкой чьи-то кости лежат, а они по тем костям да гробам истлевшим в футбол гоняют. Ей стало так тошно, что она встала и побрела куда ноги понесли.
А ноги принесли её к старой крепости. Она прошла через мост и сразу свернула направо к башне-донжону. Пройти там не получилось из-за разросшихся кустов и мусорной свалки, а ещё из-за того, что кто-то устроил здесь отхожее место. Вся эта мерзость запустения заставила её сжаться от обиды. Что же это творится? На кладбище живут люди, из памятника истории сделали отхожее место... Им что, ничего не нужно: ни памяти, ни чести, ни совести? Но не все же такие. Кира вспомнила свою попутчицу Катю и подумала, что та точно так же остро и горько, как она, переживала бы эти мерзости.
Осталось третье - последнее - место, куда она обязана наведаться и ради которого приехала в Каменецк: дом под зелёной черепицей. Раньше с моста, ведущего к крепости, можно было увидать его белые стены и крышу. Но теперь в городе понастроили точечных многоэтажек, и они скрыли старые уютные домишки. Кира двинулась в сторону своего дома. Шла и ужасно трусила - вдруг и там пусто, грязно и мерзко?
Вот осталось пройти чуть меньше квартала, свернуть налево и... дом, её милый родной дом радостно светился чистыми белёными стенами, улыбался свежеокрашенными ставнями и зеленью черепицы. Кира вздохнула с облегчением: ну хоть что-то сохранилось! Именно "хоть что-то", потому что теперь не было сада со старой яблоней, устроившись в развилке которой они со Штефаном пили шампанское, отмечая своё странное венчание. Не было большой круглой клумбы, где маменька выращивала розы, а мачеха - петрушку и укроп. И ещё пропали роскошные кусты сирени.
Но в ранних ноябрьских сумерках светились окна кабинета и гостиной. В доме кто-то жил! Он не стоял разорённый и мерзостно запущенный. Кира решила, что попросит тех, кто там теперь живёт, всего лишь пройти по комнатам. Как она объяснит своё желание жильцам дома, она ещё не придумала, но её рука уже поднялась, чтобы постучаться. Она не успела стукнуть в дверь, как та уже открылась. Две старушки, два божьих одуванчика, ласково улыбались ей с порога дома:
-Наконец-то! Долго же мы тебя ждали!
-Входи, входи скорее. Устала, небось, блуждая по городу?
-Конечно, устала. Что за вопросы ты задаёшь, Аннушка!
-Ах, ладно, Ирочка, не сердись. Кирусик, что ты стоишь?
Старушки тащили её в гостиную, успевая спорить друг с другом и смеяться одновременно. Кира только таращила глаза, потом не выдержала:
-Не может быть! Неужели вы - Аннушка и Ирочка?
-Кто ж ещё? - удивились старушки. - Садись сюда, за стол. У нас чайник вскипел, печенье твоё любимое - с корицей - есть.
Это не могло быть правдой. Но это было: старенькие сестрички и её старый добрый дом.
-Понимаешь, мы всегда знали, что рано или поздно ты появишься. И мы ждали тебя, потому что должны кое-что вернуть. Ирочка, принеси...
Когда Ирочка вышла, Аннушка, понизив голос, пожаловалась:
-Она так сильно постарела... Видит уже плохо, да и память иногда подводит.
-Мне всё не верится, что я вас вижу. Аннушка, как вы жили все эти годы?
-Жили... как все, так и мы. Одна война, революция, другая война...
-А Вера Ивановна?
-Мамаши не стало летом двенадцатого. Её Васенька застрелил. Помнишь урядника нашего, Васеньку?
-Как же это?
-Они поссорились с мамашей сильно, - Ирочка вошла, прижимая к груди небольшой свёрток, - он и пригрозил, что заново проведёт расследование по делу о смерти купчихи. Да ещё сказал, что имеются подозрения насчёт твоих родителей. А она ему в ответ пригрозила, что сообщит его начальству о том, как он девочек растлевал да делишки тёмные проворачивал.
-И она схватила нож да как ткнёт ему в бок... Он и свалился, но успел-таки из револьвера выстрелить. Так их и нашли, - Аннушка покивала, при этом гулька из волос на её затылке сползла набок.
-Какой ужас!
-А мы вернулись сюда. Здесь и живём.
-Вдвоём? Замуж выходили?
Ирочка засмеялась: