— Пап, я должна ее найти! Мамочка говорила, я в ней хорошо выгляжу…
Джек наспех вытер заляпанную плиту и кинулся в комнату дочери. Бело-розовое царство кружавчиков, плюшевых игрушек, кукол Барби…
Эми — пятилетняя копия своей матери — ползала по ковру среди рассыпанных сокровищ и подозрительно громко сопела. Джек беспомощно замер на пороге. Раньше она вообще не плакала, вот в чем все дело. И не капризничала…
Иви просто-напросто родила себе подружку. Обе золотоволосые, обе синеглазые, обе любят играть в куклы и заплетать друг другу косы. Любили.
Теща до сих пор не может простить ему того, что он сказал Эми о смерти матери. Собственно, теща в принципе его простить не может. Вообще… за то, что он есть.
— Детка, хоть намекни, что мы ищем?
— Заколочку. Там две вишенки блестючие и листочки…
Джек осторожно опустился на колени, больше всего боясь что-нибудь сломать или разддвить. Перебирал неуклюжими пальцами дочкины богатства, а сам вспоминал.
Уехав из Сайлент-Крик, он, как и положено в таких случаях, помотался по стране, поискал работу, пока не пристроился на должность младшего егеря в Йеллоустонском национальном парке. Работа ему понравилась, но — человек предполагает, а Господь располагает, и однажды в группе туристов-экстремалов, которую Джек вел в трехдневный маршрут через перевал Дождей, оказался невысокий кряжистый дядька лет шестидесяти…
Создавая Гая Леруа, мать-природа, уставшая от ювелирной работы резцом и кистью, решила, видимо, пользоваться исключительно топором. В результате на свет появился вот такой вот неказистый, но плотно сбитый, широкоплечий, кривоногий мужик с густыми бровями, маленькими пронзительными серыми глазками, кулаками в пуд и норовом дикого осла.
Упрямый и упертый, Гай Леруа всю жизнь лез вверх по социальной лестнице, потому как подозревал, что весь окружающий мир только и думает о том, как бы ему это запретить. Начав разнорабочим на лесопилке, Гай очень скоро вырос до бригадира лесорубов, потом стал компаньоном владельца, потом выкупил всю лесопилку… словом, к сорока годам Гай Леруа стал небольшим, но все-таки королем. Торговля лесом всегда приносит прибыль. Возможно, миллиардером тут стать трудно, но миллионером — вполне. Особенно если у вас подходящая жена. А Гаю досталась просто отличная. Так он считал. Собственно, он один так и считал…
Сюзанна Джозефина Уитакер была старше своего избранника на десять лет. Семья Уитакер гордилась своим происхождением — первый американский Уитакер приплыл на «Мэй-флауэр» и привез с собой многочисленных чад и домочадцев. Часть чад прибрал Господь, но оставшиеся отличались отменным здоровьем и дали начало американской ветви Уитакеров. Конгрессмены, сенаторы, губернаторы и мэры — политика была любимым занятием этого семейства, и лишь Сюзанна Джозефина нанесла почтенному роду первый удар. Один за другим скончались в юном возрасте ее братья, и единственная наследница старинного рода профессиональных политиков была вынуждена довольствоваться более чем скромным местом председателя Комиссии по соблюдению прав этнических меньшинств в конгрессе штата Монтана.
Сюзанна Джозефина всегда знала, что некрасива. Понимала, что большой и чистой любви в ее жизни, скорее всего, не случится. И потому знакомство с Гаем Леруа восприняла как подарок судьбы, хотя все ее семейство пришло в ужас при виде этого неотесанного лесоруба с вечной траурной каймой под ногтями. В считаные месяцы она скрутила упрямца в бараний рог и вышла за него замуж почти по любви.
И назло всему свету, назло сплетникам и насмешникам, называвшим этот брак союзом носорога и болотной цапли, через год после свадьбы почти пятидесятилетняя Сюзанна Джозефина Леруа родила своему Гаю дочку, да такую, что все ахнули.
Иветта Леруа была золотоволоса и голубоглаза, походила на эльфа, смеялась, как весенний ручеек, любила весь мир и была уверена, что все на свете истории всегда заканчиваются хорошо.
В тот год, когда Гай Леруа отправился в трехдневный поход через перевал Дождей, Иветте исполнилось шестнадцать лет…
— Вот она! Пап, заколи мне ее. Как мамочка делала.
Блестящая ерундовина выскальзывала из его здоровенных и жестких пальцев, тоненькие золотые прядки волос путались, Джек даже язык высунул от напряжения. Эми придирчиво рассматривала себя в зеркале, все больше и больше хмурясь.
— Папа! Ну криво же! Ты что, не видишь?
— Солнышко, понимаешь, я как— то не очень…
— Не могу же я так пойти в школу!
Пятилетняя женщина гневно выдернула заколку из волос и чисто женским, взрослым движением закрутила волосы в тугой хвост на затылке. Джек с трудом подавил тяжелый вздох. Иви, что ты наделала…