С каждым днём я чувствовал себя лучше и периоды бодрствования увеличивались. У меня была серьёзная рана в боку. Женщина же делала мне перевязки и примочки. Когда впервые довелось быть в сознании и присутствовать при такой процедуре, я сдуру глянул на пострадавшее место. А увидев насколько разворочена плоть, меня скрутило и вырвало. Зрелище, мягко скажем, не для слабонервных.
Методы лечения оказались далеки от передовых. Из чего я сделал вывод, что нахожусь в глубоком захолустье и с лекарствами здесь напряжёнка. Но как я сюда попал - так и оставалось загадкой.
Шли дни. Как-то в хижину заглянула товарка моей строгой благодетельницы. Тогда я выяснил, что Туми, именно так к ней обращалась её точная копия, вовсе не немая. Во мне закипел гнев! Что за упёртая баба? Столько дней я здесь мучаюсь, не понимая где я, а она молчит! Ведь тараторили женщины хоть и не на русском, но на отчего-то вполне понятном мне языке.
- Стойте! - не выдержал я. Две пары глаз уставились на меня в изумлении. - Ответьте всего на один вопрос: где я?
И вновь тишина в ответ. Это стало последней каплей! Собрав силы в кулак, я свесил ноги со своего соломенного топчана, который уже ненавидел всеми фибрами души. Стиснул зубы, сделал рывок и поднялся на ноги. Бок отозвался резкой болью. В глазах поплыло. Но я не собирался сдаваться! Пошатываясь и ловя руками стены, шуганув в стороны молчаливых клуш, я вышел на улицу.
С непривычки яркий солнечный свет ослепил. А когда зрение вернулось, я пожалел, что не умер ещё тогда, на охоте. Увиденное повергло в шок: я находился в средневековой деревне, состоящей из десятка-другого хижин, подобных моей. Тут и там сновали люди, сородичи моего лекаря. Моё временное пристанище находилось чуть в отдалении от основного поселения, и то лежало, как на ладони. Домики-мазанки с крышами из соломы и шкур животных. Полуголые люди-дикари, с расписанными лицами, готовящие тушу животного на костре. От всего увиденного или от недостатка сил мир передо мной померк, и я рухнул наземь.
От автора:
Привет! Что-то давно вы мне ничего не писали! Очень жду комментариев с обсуждением прочитанного и пожеланиями к будущей проде.
З.Ы. Подпишитесь, пожалуйста на автора. Это можно сделать у меня в профиле. Мне это важно. Спасибо.
Глава 13. Принцип домино
Варя Киселёва.
Пребывание в яме слилось в вереницу издевательств над собой и над новым сокамерником, а также в бесконечное ожидании смерти. Парень хоть и развлекал меня своими боевыми ранениями и боязнью, что я бесовское отродье, всё равно не мог поднять мне настроения. Ведь с каждой минутой мы приближались к неизбежному.
"Борюсик", как я окрестила моего боевого товарища, или по-туземски Баобур-как-то-там, рассказал преинтереснейшую историю. Оказывается, у племён в данной местности существует масса древних поверий. По одному из них, после смерти души усопших становятся некими белёсыми субстанциями, по типу тумана, и бродят среди живых, наказывая им чтить предков и усопших родных. Детям с младых ногтей вдалбливают страх как перед туманом, так и в принципе перед белым цветом. Они не носят белых одежд, не убивают и не едят белых зверей.
Долгие часы я пыталась разговорить парня, а когда, наконец, он мне поведал весь этот бред, в который свято верил, я не смогла сдержать гомерического гогота.
- Существует множество поверий и сказок, где белая женщина - это зло. Она приносила вражду, болезни, смерть людям. Бестия приходила в деревни, где забывали богов, где не чтили предков, и сама забирала свои жертвы - съедала всех детей.
- Да вы больные! Какие бестии? Какие духи? А-ха-ха-ха... - я хохотала, утирая слёзы, и не могла остановиться. Мой гогот, сотрясая стены пещеры, казался зловещим.
- Но это так! Ты наводишь ужас на людей племени! Однако, я вижу, что ты не дух, а человек, - парень был серьёзен, как никогда. - Они никогда тебя не отпустят.
- Я так просто не сдамся! Я лучше умру в бою, чем соглашусь стать жертвой тупых сказок! К тому же у меня есть план!
План мой, шитый белыми нитками, трещал по швам. Но паренёк был ещё совсем молоденький, лет восемнадцати, не больше, и я видела, как в сумраке пещеры его глаза горят верой в меня. Просто не могла разрушить его надежду на спасение и признаться, что сама боюсь до одури. Пришлось держать маску напускного спокойствия.