Надеждой на её несбывшиеся мечты. Галина обязательно добьётся, чтобы дочь поехала учиться в медицинский институт, пусть не в Ленинград, пусть в Новосибирск, но потом… потом она заставит её навестить и родной город, а может и остаться там. И тогда вдруг получится и самой отправиться вслед за дочерью.
Тридцать шесть — это вроде немного, но всё-таки и немало. Да, старая она. Права Любка — старая… Но не потому, что ей тридцать шесть, а потому, что нового в её жизни уже не будет. Даже мстить больше некому.
***
Наташа накрывала на стол. Павел заглянул в спальню.
— Не спишь? — тихо спросил он. Подошёл и осторожно присел на край кровати.
— Нет, — слегка покашливая, ответила Галина.
— Ну, кода ужо ты у меня вырастешь? Всёя, как маленькая. Как чё, так сразу к яркулю несёшси. Нашла из-за кого думки думать. И тая тоже без думок. Мало ей чёли? Егор постоянно лупастить, так нет же, неймётси ей. Ведь и других жалить и себя норовить.
— Ты, правда, меня любишь?
— Конешно, глупенькая моя, — Павел погладил жену по голове.
Она часто задавала ему этот вопрос, но сама никогда не говорила о том, любит ли его, а Павел и не спрашивал. К чему ему ответ, когда она сама рядом.
Галка всё пыталась понять, как можно любить, забывая и прощая? Не испытывая никогда такого чувства, не могла она понять и самого ответа, потому и спрашивала, надеясь однажды услышать что-то новое в словах мужа. Услышать и понять.
— Кушать будешь? — спросил Павел, поцеловав жену в лоб, попутно проверяя насколько сильный у неё жар.
— Не хочется… но надо… Нечего разлёживаться, — делая глубокий вдох и покашливая пред каждым словом, отвечала Галина.
— Да я тебя тута покормлю.
— Не… я встану… а то, что дети подумают?
— Да тое и подумають, чёе мамка белены объеласи, да и бегала всюю ночь под дожжом, — улыбаясь, ответил Павел.
— Да ну тебя, — махнула Галина рукой на мужа, улыбнувшись. Откинула одеяла, пытаясь встать. Павел помог ей.
— Ну, як ты?
— Нормально, — кашлянув несколько раз, ответила Галина. — А сколько времени-то сейчас?
— Дык, ето, шестой час ужо.
— Вечер что ли?
— Ну, да.
— Так я спала?
— Ага.
— А я и не заметила. А как же?.. — Галина вновь закашлялась. — На ферму-то я не смогу.
— Да мальчишки с утра ешшо сбегали, сказали, чёя ты заболела. Можа, тебе какой травки запарить? Ишь как кашляешь-то?
— Я сама… а то опять не ту кинешь… ещё чего приключится, — усмехнулась она, вспомнив, как Павел решил угодить, да вместо мелиссы положил ей в чай полынь. От смеха сильно закашлялась. Прижавшись к мужу, постаралась заглушить приступ.
— Ну, они же сухие-то всея похожи, — с трудом сдержал Павел улыбку, тоже припомнив тот случай. Гладя жену по спине, он с тревогой смотрел на неё.
***
Травки в их доме появились несколько лет назад, да так и обосновались прочно. Галина думала, что навсегда. Как-то так случилось, что старая бабка Матрёна, помогая молодой женщине избавиться от нежеланного дитятка, выбрала её для передачи своих познаний. Ведала старуха, что умирает, а передать навыки некому. Тут и подвернулась ей в нужный момент молодуха, прибежавшая как-то ночью в слезах и умоляющая о помощи.
Совсем ещё мала была тогда Наташка, а молодая мать, натворившая глупостей, но считавшая, что поступает верно, потому как решила отомстить Сашке и наказать Павла, выполнила свой план, да вскоре поняла, что тяжёлая. Страх за то, что ребёнок может быть не от Павла и заставил её побежать ночью в дом старухи, которую все называли ведьмой.
Избавившись от ребёнка, довольная женщина и не заметила, как ещё одна чёрная полоса протянулась по её сердцу.
Галина уж и забыла о том дне, будто и не существовало его никогда. Но травки прижились в её доме и частенько соседушки заглядывали за помощью. И как-то само собой закрепилось за ней прозвище — травница. А за глаза и ведьмой иногда называли.
***
Павел вывел Галину из комнаты, придерживая под руки.
Наташа, доставая ухватом из печи чугунок со щами, взглянула в их сторону, сказав:
— Мама, садись кушать.
— Сейчас, — ответила Галина и поманила рукой мужа, чтобы тот помог подойти к закутку*, где хранились её мешочки с разными травами. Стоя подле печи, опираясь на руку Павла, она брала по горсточке различных трав и складывала в большую кружку, не переставая кашлять.
— Налей кипятка, — сказала Галина, подойдя к столу, и поставила на него кружку. Присев на лавку, облокотилась о стол, зажав руками горячую голову.
— Может, тебе лечь? — взволнованно спросила Наташа.
— И, правда, мать, — Павел дотронулся до плеча жены, — горишь ведь всея. Давай-ка я тебя обратно в койку?