Это Земляной произнес задумчиво.
– Моего отца свела. И не только его. Я в принципе не хочу жениться. Не хочу заводить детей, потому что наш семейный дар – это скорее проклятье, а кому хочется, чтобы дети были прокляты. Правда, я не уверен, что мне позволят быть свободным, но… если уж так, то лучше выбрать ту женщину, с которой можно договориться.
– Это как?
– Обыкновенно. Я уже и проект составил, – Александр явно оживился. – О встречах. И о том, что как только появится наследник, я добьюсь права с раздельным проживанием. Хотелось бы развод, но… мне его не дадут. А так… я определю содержание и неплохое, чтобы она ни в чем не нуждалась. И если вдруг у нее кто-то появится, то препятствовать не стану. Я даже готов признать тех, других детей, хотя и без права наследования. Но это не от меня зависит, оно уровнем дара определяется. Как-то вот… так что… ваша подруга не подходит.
– Почему? – раздался возмущенный голос Ольги.
– Слишком эмоциональна.
– Я?!
– Вы.
Он смотрел на Ольгу снизу вверх, но при всем том снисходительно, всем видом показывая, что понимает ее неспособность принять столь простые и очевидные вещи.
– Болван, – Ольга протянула кувшин с молоком. – Пейте, окажите любезность…
– С превеликим удовольствием… вам нужен супруг, который с пониманием отнесется к этой вашей… чрезмерной эмоциональности.
– Нет у меня никакой чрезмерной эмоциональности!
– Это вам так только кажется.
– Кажется?!
– Именно. Вот зачем вы на меня кричите?
– Я кричу?!
– Вы!
– Я не кричу! – Ольга топнула ножкой. – Просто вы… вы… с этими вашими договорами… прямо как мой братец. Тот тоже думает, что все можно запихнуть в рамки договора. Да… а на самом деле… на самом деле сердцу ведь не прикажешь!
– Вы просто не пробовали.
Александр прижал кувшин к груди. Он держал его нежно, трепетно даже, будто и не кувшин, а величайшую драгоценность.
– А зачем? Вот зачем все это?! Пробовать… запирать. Заслоняться от мира договорами? Зачем притворяться, будто чувств не существует? Придумывать что-то… и мучиться. Думаете, я молода и глупа? Ничего не понимаю? В том и дело, что я все вижу и все понимаю. Сначала договор, который по сути ложь и притворство, потому что является сделкой. Потом лжи становится больше и больше… ненужный брак. Надоевший муж. Дети, которые появились на свет, потому как положено, чтобы были наследники. А на деле никому-то до них дела нет. Или наоборот, их начинают подгонять под эти самые правила, готовить к тому, что, когда они вырастут, должны будут продолжить семейную традицию быть несчастными… знаете, сколько я повидала таких семей? О, маменька и в изгнании вела весьма активную светскую жизнь. Я видела все. И лицо, и изнанку. Женщин, которые пьют и спят с прислугой только потому, что больше заняться нечем. Мужчин, которые их ненавидят… это отвратительно!
– А что не отвратительно? – тихо поинтересовался Александр. – Большая любовь? У обоих и сразу? Редко бывает, да и все равно кто-то любит больше. Один жертвует, всегда жертвует, а другой принимает жертвы. Сначала небольшие, но постепенно… власть над кем-то развращает, ее всегда мало. И хочется больше и еще больше, и вот уже любовь ушла, а власть осталась.
Губы Ольги задрожали.
– И эта власть… кто-то сумеет остановиться, но чаще всего нет. Просто это величайшее искушение… моя мать любила моего отца, а он пользовался ее любовью. Он ее уничтожил. Сначала как личность, потом… дед, конечно, был не рад, что я добрался до тех документов, но я должен был знать. Хотите, расскажу, как он ее убивал?
– Хватит, – жестко сказала Анна.
И Александр замолчал.
Он открыл было рот и… во взгляде его появилось удивление.
Искреннее такое удивление.
– А вы знаете, у вас вон та штука прет, – сказал он, ткнув пальцем в черенок, который Анна держала в руке. – Это нормально?
Глава 9
Корни гортензии оплели пальцы Анны, а из пробудившихся почек поползли зеленые змеи стеблей. Они едва успевали выкинуть полупрозрачные листья, многие из которых получались мятыми, уродливыми. Силы было слишком много.
– Извините, – Анна заставила себя сделать глубокий вдох и остановиться.
– Нет. Пожалуйста, продолжайте, – Александр поднялся, теперь он двигался мягко и плавно, при том фигуру его словно поблекла.
Стали серыми волосы.