– И это не так долго, – Земляной опустился на пол, сел, скрестив ноги. Вид у него был задумчивый. – Из того, что я понял, город ждут перемены, но не в ближайшем будущем. Полгода они вполне способны погодить. Достаточно подписать договор о намерениях…
Анне это не понравилось.
– Я говорила с Никанором. Я изменю завещание, – она вновь поднялась и прошлась по кабинету, чтобы остановиться перед шкафом. В пыльном стекле его виднелось отражение, несколько искаженное, скорее напоминающее портрет.
И отнюдь не Анны.
– Вы ведь не передумали относительно школы? – Анна обернулась и посмотрела на Глеба. – Вы ее создадите?
– Во всяком случае попробуем, – ответил за него Земляной. – Если ученички раньше друг друга не поубивают.
– Вы уж постарайтесь.
Получилось довольно язвительно.
– Стараемся… мы-то стараемся, да только… – он махнул рукой. – Дело даже не в них. Тьма, она… порой дурное шепчет. Знает, где слабина. И давит, давит, пока не прорвет. Поэтому порой дар лучше не будить. Но если уж проснулся, то надо учиться контролю. Или ты ее, или она тебя.
Тьма Глеба молчала.
– В таком случае, надеюсь, вы сумеете сполна распорядиться оранжереей.
– Мы-то сумеем, – Земляной почесал затылком стену. – Но… вы бы не торопились умирать. Глебушка вон огорчится… если что, мы, конечно, поднимем. Только, сами понимаете, это уже не то.
– Не буду, – она сумела улыбнуться. – А теперь, если позволите… этот день был тяжел. И… я устала.
Она отвернулась от своего отражения.
Бледное лицо. Светлые волосы. И темное платье прямого кроя, которое на ком другом смотрелось бы чересчур уж простым, уродливым даже, лишь подчеркивало нечеловеческую хрупкость Анны.
– И за мальчиками присмотрите. Пожалуйста.
– Присмотрим, – пообещал Земляной.
– У них неладно… и еще с Ильей… то есть, с Арвисом. Он сказал, что знает, кто отец Ильи. Не имя, но… рисунок. Предполагаю, что речь о гербе идет. Вы спросите. Возможно… не факт, конечно, но возможно, стоит… отписать.
Анна сцепила руки.
И смотреть старалась в сторону. Бледные щеки ее слегка порозовели.
– Отпишем. Всенепременно, – Земляной сунул за щеку конфету и поинтересовался. – А вы не желаете на бал сходить? Который в ратуше… городской… благотворительный…
– А надо?
Приподнятая бровь.
Удивление.
– Хотелось бы… но, боюсь, нам будут не рады… настолько не рады, что может не остаться билетов, а… побывать нам надо.
Анна склонила голову и сказала:
– Я попрошу Никанора. И… я не думаю, что мое прошлое имеет какое-то отношение к нынешним делам.
Арвис и вправду нарисовал картинку, кривоватую, но вполне себе узнаваемую. Вот ведь… и вправду отписать придется. Иначе не простят.
Но Илье Глеб ничего не скажет.
Пока.
В конце концов, твари не лгут, но и с правдой обращаются весьма вольно.
…у дома Анну ждали розы.
Огромный букет белых полупрозрачных роз, того сорта, который выращивали лишь в теплицах Петергофа. Тугие бутоны едва раскрылись. На лепестках блестела начарованная роса, которая никогда не исчезнет, но лишь, возможно, изменит цвет по новой моде.
Белая лента.
Карточка.
И смутное нежелание прикасаться к букету.
Глеб провел над ним ладонью и сказал:
– Чистый, но…
– Забирайте.
– Зачем мне цветы? – он нахмурился, явно подыскивая подвох.
– Не знаю… подарите сестре? У меня не поднимется рука их выкинуть. А смотреть, как умирают, не люблю… хотя… – Анна коснулась восковых лепестков. – Они уже мертвы. Не слышали? Новая технология консервации. Специальный раствор, толика силы и вот уже букет стоит месяцами, не теряя красоты…
Ей было жаль цветов.
И жаль себя.
И еще немного страшно.
Глеб молча вытащил из букета карточку и передал Анне.
«Надеюсь на скорую встречу. Олег».
Запах сохранился. Тот полупрозрачный, словно вуаль, аромат, который был неназойлив и мягок. Он окружал. Очаровывал.
– Не знаю, почему вдруг… – Анна пожала плечами, не зная, как еще объяснить появление этого букета. И странную записку. Она не давала повода.
Но почему-то чувство неловкости не исчезло.
Как и чувство вины.
Ерунда какая…
– Возможно, вы ему понравились.
– Вряд ли, – карточка была жесткой и с колючими уголками.