Юноша ускорил шаги и направился к низкому белому строению, скрывавшемуся за узловатыми стволами олив. Он вошел под навес, и навстречу ему поднялся невысокий чернобородый пожилой мужчина — мастер-художник Агенор.
— Ты пришел, Пандион! — радостно приветствовал юношу художник. — А я уже думал посылать за тобой… А, вот что! — Агенор заметил вооружение Пандиона. — Дай я обниму тебя, мой мальчик… Тесса, Тесса! — крикнул он. — Смотри, какой воин пришел к нам!
Пандион быстро повернулся. Из внутренней двери выглянула девушка в темно-красном химатионе,[11] накинутом поверх выгоревшего голубого хитона.[12] Радостная улыбка показала безупречные зубы, но через мгновение девушка нахмурилась, спрятав улыбку, и холодно обвела юношу взглядом.
— Видишь, Тесса рассердилась на тебя: два долгих дня ты не мог прибежать к нам и предупредить, что не будешь работать, — упрекнул Пандиона художник.
Юноша стоял молча, опустив голову, и исподлобья переводил взгляд с девушки на учителя.
— Что с тобой, мой мальчик… то есть уже не мальчик, а воин? — спрашивал Агенор. — Ты печален сегодня. И что это за сверток ты принес?
Прерывающимся голосом, бессвязно, вновь переживая испытанное, Пандион рассказал об отъезде деда.
Пришла жена художника — мать Тессы.
Художник положил обе руки на плечи юноши:
— Мы давно полюбили тебя, Пандион, и рады тебе. А я счастлив, что ты выбрал путь художника и предпочел его жизни воина. Она не минует тебя позднее, сейчас же тебе нужно достичь много, что дается лишь долгим трудом и размышлениями.
Пандион, по обычаю, склонился перед женой Агенора, и та покрыла его голову краем плаща, а затем ласково прижала к груди.
Девушка радостно вскрикнула и, смутившись, скрылась в глубине дома, провожаемая улыбкой отца.
Агенор, отдыхая, присел у входа в мастерскую. У дома росли старые оливковые деревья. Их огромные узловатые стволы причудливо переплетались, и задумчивый взор художника находил в них очертания людей и животных. Одно дерево напоминало коленопреклоненного великана, поднявшего над согнутой шеей широко расставленные руки. У другого корявые выступы ствола сливались в скорченное страданием, безобразное туловище. И все деревья сгибались, казалось, с усилием подталкивая вверх тяжелую массу бесчисленных ветвей, покрытых серебристыми мелкими листьями.
По другую сторону дома мелькнула женская фигура в праздничном ярко-синем химатионе с золотыми блестками. Художник узнал дочь в тот самый момент, когда девушка скрылась за склоном холма. Неслышно ступая босыми ногами, к Агенору приблизилась его жена и села рядом.
— Тесса опять пошла в сосновую рощу к Пандиону, — сказал художник и прибавил: — Дети думают, что нам неизвестна их маленькая тайна!
Жена его весело засмеялась, но, внезапно став серьезной, спросила:
— Что ты думаешь о Пандионе теперь, когда он прожил у нас больше года?
— Я полюбил его еще больше, — ответил Агенор, и жена согласно наклонила голову. — Но… — Художник замолчал, обдумывая дальнейшие слова.
— Он хочет слишком многого, — закончила за него жена.
— Да, он хочет многого, и много ему дано от богов. И некому научить его — я не могу дать ему то, что он ищет, — сказал художник с ноткой грусти в голосе.
— А мне кажется, что он мечется, не находя себя… Он не похож на других юношей, — тихо сказала жена. — И я не понимаю, что ему еще нужно, а иногда просто жаль его.
— О милая, ты права: не даст ему счастья стремление достигнуть того, чего никто не сумел еще сделать. А тревогу твою… Я понимаю ее причину: ты боишься за Тессу?
— Нет, не боюсь, дочь моя горда и смела. Но я чувствую, что любовь к Пандиону может принести ей много горя. Плохо, когда человек, как Пандион, одержим исканиями — тогда любовь не излечит его от вечной тоски…
— Как излечила меня, — ласково улыбнулся жене художник. — А когда-то я, пожалуй, походил на Пандиона…
11
Химатион — верхняя одежда эллинских женщин: прямоугольный кусок ткани в виде шали. Набрасывался через плечо, в плохую погоду надевался и на голову.