Она не собиралась отводить взгляд. Глаза ее заблестели. Пульс колотился тяжело, казалось, в горле.
Мгновение Дейл стоял совершенно неподвижно. Потом произнес очень сдержанно:
— Так дело в этом? Старая история! Я-то думал, с этим уже покончено. Я не думаю, что тебе стоило убегать.
Лайл подняла глаза и испугалась. Она и раньше видела его рассерженным, но не так. Сейчас это был гнев, замороженный презрением. Ужаснее всего, что это она вызывала у него презрение. Потому что сначала она выслушала клевету, а потом сбежала из-за нее. Правда, успокаивало, что он больше ни о чем не спрашивает. Если бы он продолжил свой допрос, ей пришлось бы сказать ему все. Но тогда их отношениям пришел бы конец. Лайл не думала об этом. Пока ей негде было как следует подумать — иррациональное убеждение подсказывало, что случится именно так.
Дейл сделал несколько шагов и вернулся.
— Тебе придется научиться не терять контроль над собой каждый раз, когда ты подслушаешь злобный разговор, — сказал он. Теперь его голос звучал почти беззаботно. — Люди часто говорят такие вещи, знаешь ли. Они и сами не верят в то, что говорят. Но в этих словах есть отрава, и ты видишь, как она действует. Нельзя прожить в этом мире, шарахаясь от всего, что тебе не нравится, — тебе лучше подумать об этом. А то, боюсь, в нашей светской жизни возникнут сложности. Надеюсь, Мэриан не будет держать на тебя зла, но тебе придется придумать более убедительную причину своего отъезда, чем эта телеграмма. Жаль, что я позвонил, а то ты могла бы сказать, что она от меня. И я бы мог давать объяснения. Подозреваю, я намного лучше умею врать, чем ты.
Лайл подняла глаза, чтобы посмотреть, улыбался ли он, произнося слова. Но, несмотря на небрежный тон, взгляд его был тяжелым и мрачным. Он проговорил резко:
— Я два дня провел в поездах и офисах. Пойду пройдусь.
Не сказав больше ни слова, Дейл быстро пошел прочь.
Глава 6
Лайл спустилась к стене у моря. Она не любила Тэнфилд, но этот узкий невысокий обрыв над водой ей нравился. Зеленая аллея вела туда, где деревья, расступаясь, открывали дугу пляжа и воду, беспрерывно меняющую цвет: то освещенную солнцем, то темнеющую от набегающих тучек. Обрыв стал небезопасным еще лет пятнадцать назад, и, хотя до воды было не больше пятнадцати или двадцати футов, отец Дейла огородил его резкий выступ низкой каменной стеной; у единственного проема в ней начиналась лестница, ведущая на пляж.
Лайл уселась на стену и устремила взгляд вдаль, на море. Была уже половина шестого, и солнце клонилось за Тэйн-Хэд. Скоро оно совсем скроется за мысом, и густая тень, словно разлитые чернила, покроет воду и будет расти, пока не достигнет подножия обрыва. Но сейчас поверхность воды была еще светлой и яркой. День был жарким, но с моря дул свежий ветер. Почувствовав его прохладное прикосновение сквозь зеленое льняное платье, Лайл поежилась. Да, Дейл рассердился. Она прекрасно знала, что он разозлится. Даже если бы она рассказала ему все, ее побег все равно вызвал бы у него гнев. Гнев и презрение. Это презрение причиняло ей даже большую боль, потому что, если Дейл презирает ее, то и она сама себя будет презирать. Она сбежала, когда должна была остаться и противостоять клевете, опираясь на собственную веру в Дейла. Лайл смотрела в морскую даль, и на глаза ее медленно наворачивались слезы. Ей казалось, что это слезы стыда. Но трудно было признаться себе, что в глубине души притаился страх.
Она долго сидела на стене, а тень тем временем подкрадывалась все ближе, и синий цвет моря незаметно менялся на серый. Кто-то подошел к Лайл сзади и немного постоял, прежде чем окликнуть ее. Испуганно обернувшись, она обнаружила рядом с собой Рейфа. Он натянул свитер поверх белой теннисной майки и теперь протягивал ей жакет, украшенный веселыми зелеными, желтыми и красными полосками и клеточками на кремовом фоне.
— Это твое, да? Ну ты и дурочка — пришла сюда в этом тоненьком платье, даже без шали. И это после того, в каком состоянии ты была вчера!
— Я не замерзла.
Рейф состроил гримасу.
— Ты специально пытаешься заболеть? Или уже и пытаться не надо? Вот, надень это. Что с тобой?
— Ничего.
Она надела жакет. В нем ей стало так хорошо и уютно, как будто все эти яркие цвета излучали тепло. Дейл любил все цветное, и она купила жакет для него, чувствуя при этом некоторую неуверенность, потому что себе она больше нравилась в менее яркой одежде. Но сейчас эти тона были ей приятны. Лайл застегивала жакет, не глядя на Рейфа и не думая о нем.
Он заставил ее снова сесть на стену и опустился рядом, спиной к Тэйн-Хэду. Глаза его блестели, ветер шевелил волосы.
— Что все это значит, дорогая?
— Ничего.
— Буря в стакане воды? Скорее всего. Большинство вещей не стоят того, чтобы поднимать из-за них шум.
Рейф пропел приглушенным тенорком:
— «Все это должно быть пройдено, оставлено, отброшено». Я могу привести еще много таких сентиментальных цитат. Но, серьезно, что с тобой происходит? Ты приезжаешь домой, сбежав с праздника, лицо как у мертвеца, а как только ты начинаешь приходить в себя, появляется Дейл — и ты опять раскисаешь. Что случилось?
— Ничего.
— Не глупи!
Рейф схватил ее за руки и встряхнул.
— Прекрати смотреть, как кролик на удава, и расскажи, что случилось у Крэйнов.
— Рейф, правда…
— Да-да, правда. Я хочу знать правду и собираюсь все выяснить. Давай, тебе станет гораздо легче, если ты сбросишь этот груз. Может, какая-нибудь милая особа женского пола сказала тебе, что Дейл был любовником Мэриан? — Глаза его зло заблестели. — Ты знаешь, что это не так, но, думаю, ты проглотила все это и примчалась домой, собираясь подать на развод.
Если он хотел встряхнуть ее, ему это удалось. Лайл выдернула свои руки из его и воскликнула возмущенно:
— Конечно нет! Дело совсем не в этом!
— Тогда в чем же? Скажи мне, моя сладкая прелесть!
— Не валяй дурака!
Рейф проговорил медовым голосом:
— Но ты же прелесть — когда хочешь быть ею и когда ты счастлива. Вот почему мне невыносимо видеть тебя несчастной.
— Рейф!
— А ты не знала? Должно быть, я прекрасно умею скрывать свое восхищение. Это показывает, на что способен человеческий мозг, если его как следует использовать. Знаешь, Алисия уверена, что я тебя не люблю. Она только что так сказала. Это доказывает, что я здорово научился притворяться, а?
Эти слова заставили ее сдавленно рассмеяться.
— Я в жизни не встречала человека, который болтал бы больше чепухи, чем ты!
— Поэтому-то со мной можно быть откровенной! Даже если я буду на каждом углу повторять то, что ты собираешься мне рассказать, мне никто не поверит: решат, что я все выдумал.
— Но я не собираюсь тебе ничего рассказывать! Рассказывать просто нечего.
Рейф улыбнулся.
— Тогда мне придется спросить у Дейла. А ведь от тебя я мог бы узнать все подробнее.
— Не мог бы!
— Разве, моя сладкая? Посмотри на меня!
— Рейф, ничего ты не узнаешь! Послушай, ничего не случилось. Но у Дейла нельзя спрашивать, потому что дело касается Лидии.
Он тихо присвистнул.
— Ничего себе! Эта история опять всплыла?
— О чем ты?
— Ни о чем, — произнес он почти издевательским тоном.
Лайл выпрямилась, крепко держась за стену.
— Рейф, я хочу, чтобы ты рассказал мне о Лидии, этого больше никто не может сделать. А Дейла я не могу спросить. Расскажешь?
Он расхохотался, и ветер подхватил и унес его смех.
— Почему бы и нет, моя дорогая? Она была не слишком интересной особой и прожила не так уж долго, так что и рассказывать-то особо нечего.
— Ты ее знал?
— Конечно знал. Будучи сиротой, я воспитывался вместе с Дейлом. Мы оба познакомились с Лидией. Ее отец сколотил хороший капитал на дешевых котелках и кастрюлях, а сестра ее матери была замужем за человеком, который владел Таллингфордом до старых Моссбагов. Поэтому Лидия с матушкой приезжали к нам в гости, и в конце концов у обеих семей родилась блестящая идея поженить их с Дейлом. Ему было всего двадцать, но для своего возраста он был неплохо развит. Ей было двадцать пять. У него был Тэнфилд, у нее — котелки, набитые деньгами. Родители просто ворковали над ними.