На девушке были прекрасно сшитые жакет и юбка из серой фланели. Ее вещи отличались, казалось, совершенной простотой, но простотой, которая достигается с помощью солидных денег. Серая фетровая шляпка с голубым шнурком, небрежно изогнутая, серая сумочка с буквой «Л», дорогие шелковые чулки, прекрасные серые туфли — все это внимательно оглядела мисс Силвер. Она скользнула взглядом по рукам без перчаток, по платиновому обручальному кольцу и опустила голову, в задумчивости уставившись на собственные колени под тусклой тканью. В ее голове все эти впечатления сложились в три четких определения: в шоке, при деньгах, замужем.
Она подняла журнал, который Этель так предусмотрительно ей купила, начала листать страницы и, поспешно перевернув две, остановилась на третьей. Ее взгляд, пристальный и внимательный вначале, стал отсутствующим.
Через некоторое время она закрыла журнал и выпрямилась.
— Не хотите ли почитать? Может быть, вас это заинтересует?
Взгляд серых глаз медленно обратился к ее лицу. Девушке, как подумала мисс Силвер, понадобилось сделать усилие, чтобы сконцентрировать свое внимание. Ведь глядя в окно, она наверняка не видела плоских, разделенных живыми изгородями на равные клетки зеленых полей, которые пролетали все быстрее, — поезд набирал скорость. Она даже по-настоящему не заметила мисс Силвер. Но сейчас девушка пыталась сосредоточиться.
Мисс Силвер отказалась от дальнейших уловок с журналом и прямо спросила:
— Что-то случилось, правда? Я могу чем-нибудь помочь?
До Лайл дошел ее голос, добрый и властный, но не сама фраза. Она, конечно, слышала слова, как слышала перестук колес, но и то, и другое для нее звучало одинаково бессмысленно. Тем не менее голос подействовал. В глазах появилась мысль. Она взглянула на мисс Силвер и произнесла:
— Вы очень добры.
— Вас что-то сильно потрясло. — Это был не вопрос, а утверждение.
— Да, — ответила Лайл и добавила: — Откуда вы знаете?
— Вы уехали в большой спешке.
— Да. — Она жалобно повторила свой вопрос: — Откуда вы знаете?
— Это поезд на Лондон. Вы бы не отправились в Лондон без перчаток, если бы не уехали в спешке. И они у вас не в сумочке: в таком случае этот плоский конвертик-сумочка обязательно раздулась бы.
Лайл слушала этот добрый и решительный голос, который вернул ее к действительности. В нем было что-то, заставлявшее чувствовать себя в безопасности. Голос девушки прозвучал как слабое эхо:
— Я уехала в спешке.
— Почему?
— Они сказали, что он пытался меня убить.
Мисс Силвер не выказала ни удивления, ни недоверия. Она слышала подобное уже не в первый раз: выслушивать такие откровения было ее профессиональной обязанностью.
— Боже мой, — сказала она, — и кто же мог попытаться вас убить?
Лайл Джернингхэм ответила:
— Мой муж.
Глава 2
Мисс Силвер очень внимательно посмотрела на нее. Часто такие обвинения рождает больная психика. В жизни она не однажды сталкивалась с манией преследования, но так же часто сталкивалась и с убийствами, и не только неосуществленными. И много раз исключительно в результате ее личного вмешательства попытки оказывались неудавшимися. Мисс Силвер пристально посмотрела на Лайл и оценила ее состояние: вполне здоровый человек, из-за шока временно потерявший душевное равновесие. Иногда шок действует как анестезия: теряется контроль, пропадает сдержанность, развязывается язык.
Эти размышления заняли не больше секунды. Она мягко повторила свое обычное «Боже мой!» и спросила:
— Почему вы думаете, что ваш муж пытался вас убить?
На лице Лайл не дрогнул ни один мускул. Тем же тусклым, лишенным эмоций голосом она произнесла:
— Они так сказали.
— Да? А кто «они»?
— Я не знаю. Я была за изгородью.
Голос ее смолк. Глаза оставались открытыми, но видели уже не мисс Силвер, а живую изгородь: длинную, темную стену тисов с ягодами, напоминающими кроваво-красные колокольчики с длинными зелеными семенами вместо язычков. Теперь Лайл была не в вагоне поезда. Она стояла, прижавшись к изгороди, вдыхая странный, удушливый аромат тисов, а солнце жарко светило ей в спину. Она рассматривала одну из этих алых, покрытых пушком ягод, как вдруг с другой стороны изгороди до нее донеслись голоса:
— Ну конечно, ты знаешь, что говорят, — протяжный, монотонный голос.
— Дорогая, можешь и мне сказать, — этот голос был веселым.
А потом опять первый голос.