Идти было недалеко. Уже через несколько поворотов конвойный скомандовал «Стоять». Открылась незаметная дверь в стене, и меня ввели в комнату для допросов. Так я для себя определил это место. Посреди комнаты стояло кресло с подлокотниками. Больше всего оно напомнило мне такие же кресла в медицинских кабинетах, и эта ассоциация меня не порадовала. У стены стоял стол, самый обычный, каких полно в любом учреждении. Конвойный усадил меня в кресло и вышел.
Потянулись томительные минуты. Тоже психологическое давление, отметил я про себя. Ничего, это я выдержу. Этого недостаточно, чтобы меня сломать.
Словно в ответ на мои мысли в дальнем углу комнаты открылась еще одна дверь. В комнату вошел мужчина в серой форме полиции Союза. Он не стал садиться за стол, а сразу подошел ко мне. Обошел вокруг, внимательно разглядывая меня, и остановился напротив.
— Капитан Александр Косарев, — сухо представился он.
— Капитан Алексей Артемьев, — ответил я в тон. В моем положении было глупо выпендриваться, но я не знал другого способа справиться со страхом.
Капитан Косарев усмехнулся.
— Я расследую похищение человека, — сообщил он мне. — Молодая девушка, Анна Бовва, была похищена с одной из планет Центра и до сих пор не найдена. Эта девушка… — он помялся, словно подбирая слова, — представляет большую ценность для Союза.
— А причем здесь я? — спросил я, очень надеясь, что мое удивление не заметно со стороны. Анна Бовва похищена? Да что вы говорите! Анна Бовва представляет ценность для Союза? Еще смешнее. Чем? Маникюром или глупой челкой?
— В последний раз девушку видели на Красном Небе. Ее сопровождал мужчина. Мы думаем, что именно он и есть похититель. Его имя Филипп Бовва. Вы ведь были недавно на Красном Небе?
— Да. И вспоминаю об этом с ужасом.
— Почему?
— Мне пришлось там задержаться почти на две недели. Отвратительное место.
— Согласен с вами. Это красное небо… — Капитан передернул плечами. — Так вот, Филипп и Анна Бовва улетели с Красного Неба несколько дней назад. Мы ищем их самих и корабль, на котором они улетели. Вы покинули планету примерно в то же время. И вы имеете право брать пассажиров.
Он сделал паузу и выжидающе посмотрел на меня.
— Да, — я не стал отрицать очевидное. — Но я ненавижу это делать.
— Почему?
— Вы видели «Птаху»? Впрочем, откуда? Это малотоннажный звездолет среднего класса, переоборудованный для перевозки исключительно грузов. Там тесно даже мне одному.
— Между прочим, вы обязаны летать с напарником.
— Да, — покорно согласился я. — У меня есть напарник, но он часто остается на планетах. Занимается делами, знаете ли. Коммерция.
Мой «напарник» существовал только на бумаге, без этого меня не выпустили бы в космос.
— Вас могут оштрафовать за нарушение правил полетов, — Косарев прищурился.
— Да, вы правы. — Я подумал, что очень дешево отделаюсь, если этим обойдется.
— Итак, вы их не брали и не видели?
— Почему? — Ну нет, так просто ты меня не поймаешь. — Я их видел. Мужчина и девушка, они искали корабль и обратились ко мне. Речь о них?
— Как они выглядели?
— Мужчина лет пятидесяти, с сединой и лишним весом, ростом чуть повыше меня. Девушка лет двадцати пяти, высокая, светло-русые волосы, зеленые глаза. — Про большую грудь я упоминать не стал. — Это все, что я запомнил.
— Да, это они. Что было дальше?
— Я им отказал.
— Почему?
— Я уже ответил: не люблю брать пассажиров. И к тому же, я понятия не имел, когда полечу. Груз задерживался. Мог прийти со дня на день, а мог еще на две недели застрять. Их это не устроило, и они ушли.
— Вы расспрашивали о них в порту, — сообщил Косарев. Он отошел к столу, взял экран и принялся что-то изучать. — Об этом упомянули бармен и диспетчер космопорта. У нас есть их показания. — Он обернулся ко мне. — Зачем?
— Просто так, — пробормотал я. — Из любопытства. Они сказали, что какой-то капитан должен был вернуться за ними на яхте, но обманул. Вот я и решил поспрашивать, правда ли это. Ну, оказалось, что вроде да, какая-то яхта их привезла и больше не возвращалась.
— Почему это вас так заинтересовало?
— Это необычно, понимаете? Такое редко случается на Краю, в смысле, обман пассажиров.
Косарев задумался, глядя куда-то сквозь меня. Мне пришло в голову, что он, должно быть, опытный следователь, раз ему поручили это дело. Но в таком случае он обязан разбираться в реалиях жизни Края, и если самое подозрительное, что у них на меня есть, это мое любопытство, мои объяснения должны звучать вполне правдоподобно. Звездолетчики всегда расспрашивают обо всем, что важно и неважно, а особенно о чем-то необычном, так что расспросы скорее говорят в мою пользу, чем наоборот. «Ну же, давай, сделай этот очевидный вывод и отпусти меня!» — мысленно умолял я, забыв о страхе.
Но я недооценил Союз. Они не собирались делать двойную работу, сначала опрашивая капитанов, а потом проверяя их показания. Зачем, если можно сразу выяснить все точно? На перелеты туда-сюда по Краю уходят немалые деньги.
Очнувшись от раздумий, следователь Косарев поднял голову и сказал:
— В связи с угрозой безопасности Союза полиция уже три дня действует в режиме чрезвычайного положения. Это значит, что я имею право допросить вас по спецформе. Вы возражаете?
— Н-нет. — А что еще я мог сказать?
— В таком случае подтвердите, что вам были озвучены ваши права, что вы подтверждаете свои предыдущие показания и согласны подтвердить их под «присягой».
Я вздрогнул. Про допросы «под присягой» я тоже слышал. Инъекция, но какая-то особенная. Вроде, полностью подавляет волю. Вот же влип.
Косарев подсунул мне экран, и я неловко приложил палец — наручники мешали. Он кивнул. Дверь открылась, и вошел человек в белом халате. Наверное, я изменился в лице, потому что Косарев сказал:
— Успокойтесь. Это не больно.
Спинка кресла опустилась. Меня уложили на спину и сняли с меня наручники, но тут же зафиксировали руки крепкими пластиковыми ремнями, встроенными в кресло. Я не понимал, зачем все это, если будет «не больно». Мне хотелось орать дурным голосом, отбиваться ногами и плевать в лицо человеку, который подходил ко мне, держа наготове шприц. Но вместо этого я сжал зубы и заставил себя не шевелиться.
Игла вошла в предплечье. Было действительно не больно.
А потом наступила темнота.
8.
Очнулся я на кровати в ярко освещенной комнате. Я был один. Рядом с кроватью громоздились какие-то медицинские приборы. Я попытался встать, но еле сумел приподнять голову. Мне стало страшно. Где я? И что вообще произошло?
Память возвращалась урывками. Я — Алексей Артемьев. Я задержан. За что? Мысли разбегались, ответ не спешил приходить. Ладно, попробуем иначе. Я что, совершил что-то противозаконное? Но почему я этого не помню? Я шевельнул рукой и охнул от боли. Вспышкой припомнилось кресло с опущенной спинкой и пластиковые ремни. Я с трудом поднял руку. Запястье охватывала прозрачная полоса биопластыря, под которой ясно проступали синяки. Со второй рукой дело обстояло точно так же. Что же со мной было? Похоже, я изо всех сил рвался из ремней, так что повредил запястья. Но почему? От боли? Меня что, пытали? Я не помнил.
Хорошо, попробуем еще раз. Я — капитан торгового звездолета «Птаха». Я вздрогнул — меня накрыла новая волна образов. Полиция, обыск, союзный крейсер. Но что они могли искать? Контрабанду? Не нашли и пытали? Что за чушь! Я стиснул зубы и начал сначала. Я — Алексей Артемьев, капитан «Птахи». Меня взяли на Антраците. Я привез туда груз. Груз… с Красного Неба! Бовва! Я резко сел на кровати, забыв о слабости и боли. Я все вспомнил. Как взял пассажиров. Как обнаружил, что за ними открыта охота. Как спрятал их. Вспомнил допрос и то, как я подписал согласие на применение «присяги». Дальше в памяти был провал.
Я осторожно ощупал себя. Ничего не болело, и нигде, кроме запястий, не наблюдалось повреждений. На пытки не похоже. Хотя кто знает, может, у них электрошок. Или прибор, воздействующий на болевые центры. Никаких следов такие штуки не оставляют. Но и память не отшибают, насколько я слышал. А вот от «присяги» можно и мать родную забыть, не то, что процесс допроса.