Я додумывал эту мысль, доставая экран, вызывая такси и пулей вылетая из «Птахи». Я не успею, думал я, запрыгивая в машину. Я не успею.
Но я успел — почти. Должно быть, они прошли все взлетное поле пешком и долго стояли в очереди к стойке паспортного контроля у выхода из космопорта. Сейчас их очередь почти подошла. На что они рассчитывали? Что рамки не считывают печати? Наделись, что информация сюда не добралась? Какая глупость! Они ведь знали, что Онтарио — один из крупнейших транспортных узлов Края. Тогда в чем дело? Жест отчаяния? Желание сдаться?
Недавно прибыл очередной пассажирский лайнер, в зале толпилось много народу. Я наступал на ноги, спотыкался о баулы и репетировал про себя нужные слова: «О, это вы, как я мог вас потерять, давайте отойдем…» Мне не хватило нескольких шагов. Филипп Бовва, подошедший почти вплотную к рамке, внезапно выхватил пистолет. Я с ужасом узнал собственное оружие. Дальше все происходило очень быстро. Люди шарахнулись от него, офицер у стойки паспортного контроля потянулся к кобуре, и Бовва выстрелил в него. Раздался громкоголосый визг, большинство людей повалилось на пол. Остальные полицейские за стойкой тут же залегли.
Я бросился вперед, уже ничего не понимая и не прикидывая. Все случилось одновременно. Выглянув из-за стойки, полицейский прицелился в Филиппа. Я прыгнул, пытаясь то ли сбить Бовва с ног, то ли прикрыть собой. Прыжка не получилось — Анна, которая, благоразумно упавшая вместе со всеми, подкатилась мне под ноги и повалила на пол. Офицер выстрелил, и Бовва упал, неловко взмахнув руками и выронив пистолет. Я видел, что он мертв, и все-таки порывался подползти, посмотреть, что можно сделать для него, а может, кто знает, подобрать «Кольт» и продолжить его войну. Я словно разум потерял.
Но Анна с неожиданной для девушки силой прижала меня к полу и прошептала сквозь зубы:
— Лежи, дурак, не шевелись. Всё. Всё уже кончилось.
Она была права — все было кончено. Я не справился. Не спрятал. Не уберег. И даже себя не сумел спасти.
Полицейские с оружием в руках вылезали из-за стойки и осторожно приближались, а я лежал лицом вниз на грязном полу и, кажется, плакал.
Часть 2.
1.
В камере полицейского участка при космопорте было полутемно и очень неуютно. Для такого важного преступника, как я, местная полиция постаралась выделить самые надежные «апартаменты». Мне снова повезло: в камере я был один. Должно быть, меня специально изолировали от всех, но мне эта паранойя была только на руку. Я не хотел никого видеть.
С Анной нас разлучили практически сразу же. Но пока мы лежали на полу, она торопливо шепнула мне на ухо:
— Запомни: мы присоединились к тебе на Океане и силой заставили вести корабль к Онтарио. Помнишь, ты говорил? Мы знали, что ты уже проверен.
— Как именно — силой? — уточнил я.
— Подстерегли возле корабля, втолкнули внутрь и отняли «Кольт» — быстро выдала Анна, будто давно продумала этот вариант.
— Но как вы туда попали? — успел спросить я.
— Ты не в курсе, а я найду, что ответить, — туманно пообещала Анна, и тут к нам подбежали полицейские. Она проходила в сводках как похищенная девушка, поэтому ее заботливо подняли с пола и куда-то повели в окружении охраны, а мне досталось несколько жестких пинков под ребра и тугие наручники. Никто и не собирался вникать, жертва я или сообщник. Как потом выяснилось, мой рывок к Бовве приняли за попытку схватить девушку.
Пока меня не увели, я несколько раз громко повторил, что я ни при чем, что преступники вырубили меня и сбежали с корабля, украв оружие и универсальный ключ. Я видел, как нас снимают на экраны из толпы, и хотел заручиться независимыми свидетельствами. Эти ролики через пять минут будут в сети, и уже никто не скажет, что я придумал эти показания в камере.
Но допрашивать меня не стали. Напрасно прождав несколько часов, я понял, что местные предпочли оставить выяснение всех обстоятельств союзной полиции. Всё, что мне оставалось, это лежать на нарах, глядя в потолок, и ждать прибытия крейсера.
Я покрутил в голове разные версии своего рассказа, и пришел к выводу, что идея Анны — самая разумная. Но мне все равно не верилось, что я выйду сухим из воды, ведь подтвердить мои показания с помощью «присяги» не получится, а на слово — ну кто мне поверит? Даже если Анна подтвердит. И кстати, она-то как собирается обмануть «присягу»? Неужели тоже… непереносимость? И вряд ли врожденная. Я усмехнулся, вспомнив улыбку с ямочками, светлую челку и ее манеру вгонять меня в краску неожиданными гримасами и подмигиваниями. Девчонка умела сбить с толку, но следователей союзной полиции подобными ужимками вряд ли смутишь.
За дверью послышался какой-то шум. Я сел. Прошло лишь несколько часов с нашего задержания (что-что, а время в замкнутом пространстве я всегда чувствовал хорошо), крейсер не мог прибыть сюда так быстро. Все-таки допрос? Или меня решили покормить?
Заскрежетал замок. В камеру шагнул полицейский и уставился на меня злыми, мутными глазами. Он был пьян. Видимо, парни поминали погибшего товарища, и в процессе захотели почесать кулаки об одного из виновников его гибели, раз уж второй ушел от наказания — умер. На лице вошедшего рядового боролись страх нарваться на выговор (большее ему вряд ли грозило) и желание выместить на ком-нибудь свою боль и гнев. Второе перевесило.
— На выход! — рявкнул он.
Я не двинулся с места, наоборот, вжался в стену и отрицательно качнул головой.
— Я сказал — на выход! — Парень схватил меня за плечо, но у нас была не такая уж большая разница в весе. Он понял, что не справится, и стал действовать по-другому: размахнулся для удара. Я метнулся в сторону и упал на нары, перекатился на живот, спрятал руки под себя. Рядовой выругался, сообразив, что один со мной не справится, и ненадолго отступил. Через минуту он вернулся с подмогой. В несколько рук меня стащили с нар, поставили на ноги и вытолкнули в коридор. Дверь в камеру захлопнулась.
Приемами рукопашного боя я владел плохо, но все же владел — чему только не научишься за десять лет на Краю Галактики. Впрочем, использовать их не было никакого смысла. Их трое, они вооружены, а бежать мне некуда. Сопротивляться означает лишь раззадорить и без того злых мужиков. Я это понимал, но смириться просто так не мог.
Я резко вывернулся из державших меня рук и метнулся назад, вглубь коридора, но не успел сделать и пары шагов. Меня ловко сбили с ног и навалились сверху, локти больно заломили за спину.
— Да что с вами?! — выкрикнул я. — Что я вам сделал?
— Он еще спрашивает! — выкрикнул кто-то из троих. — А Толика Никитина кто убил?
— Не я! Это был не я! — довольно трудно было возражать, уткнувшись лицом в пол, но я старался изо всех сил.
— Мы пробили по базе. «Кольт» зарегистрирован на тебя! — сообщил второй.
— И что? Стрелял-то не я.
— Но ты отдал ему оружие!
— Вовсе нет! Он сам его забрал.
— Рассказывай! — вступил первый полицейский, тот, что приходил ко мне в камеру.
— И расскажу. Но вы же не спрашиваете!
— А нам и не положено, — опять второй, видимо, самый умный. — Спрашивать тебя начальство будет. А мы просто объясним кое-что!
На шум пришел сержант — ребята явно развлекались с разрешения старшего смены.
— Ну, что вы там возитесь? Справиться не можете? — с издевкой поинтересовался он.
— Сопротивляется, гад! — третий из компании, видимо, самый недалекий (именно он обвинял меня в смерти Толика), засопел и попытался попасть мне ботинком по лицу. Я отвернул голову, и удар получился скользящим. — У-у, сука!
Второй охранник наступил мне коленом на спину и попытался зафиксировать руки, чтобы надеть браслеты. Я сопротивлялся, лихорадочно пытаясь придумать, чем бы их пронять. Ничего в голову не приходило. Сержант, с минуту полюбовавшись на эту картину, ушел.
Наконец им удалось сковать мне руки за спиной.
— Не туго? А ну пошел!
Меня поставили на ноги. Я стремительно бледнел, но пока держался. Даже попытался обмякнуть и снова сесть на пол.