— Когда мы прилетели, они вели себя так, будто не собираются покидать корабль, но и мне запретили. Отняли «Кольт» и универсальный ключ.
— И что вы сделали?
— Ничего, — честно признался я. — Лег спать. С Океана дальний гиперпрыжок, я дежурил в рубке управления и очень устал. А когда я проснулся, их уже не было. Я не рассчитывал догнать их, но все равно побежал — сообщить…
— Врете, — сказал Косарев беззлобно. — Вы были счастливы, что они убрались. Почему вы не улетели с планеты тот час же?
— Смеетесь? У них остался мой пистолет и универсальный ключ от «Птахи». Ключ ладно, я мог заказать другой. Но я не хотел, чтобы они засветились где-то с «Кольтом», записанным на меня. Как бы я потом выглядел?
— Да, это аргумент, — согласился Косарев.
— Ну а дальше вы знаете. Видимо, они покинули корабль незадолго до моего пробуждения. Я вошел в терминал и увидел их в очереди. А там… Я не очень понял, что произошло. Я хотел по-тихому предупредить полицейских у рамки, но тут началась стрельба, и мы с девушкой упали. Она меня толкнула, — честно сообщил я.
— Вот как?
— Да.
— И это вас не удивило?
— Удивило. Но зачем она это сделала, спросите у нее.
— Спросим, — пообещал следователь и долго сверлил меня тяжелым взглядом. — Нам придется вас задержать, вы это понимаете? Если бы вы могли повторить то же самое под «присягой», всем было бы проще. А так… Мы будем проверять ваши показания. Это займет немало времени. Вы задержаны за соучастие в похищении Анны Бовва.
— Смешно, — сказал я горько. — А встречный иск я могу выдвинуть? Заявить о похищении меня?
— Пожалуйста, — кивнул Косарев. — Хотите написать заявление?
— Обязательно.
— Одну минуту. — Пальцы Косарева забегали по экрану. — Вот. Прочтите и распишитесь.
Я прочитал свои показания и приложил к экрану палец.
— Теперь это, — Косарев перелистнул документ и вновь подсунул мне экран. Это было коротенькое заявление о похищении на Океане, составленное от моего имени и из моих слов. Я прочитал его, но палец приложить не спешил.
— В чем дело? — резко спросил следователь.
— Тут написано, что на Океане Филипп Бовва напал на меня и заставил лететь на Онтарио, угрожая оружием.
— И что не так?
— Они действовали заодно, — тихо сказал я. — Девушка помогала ему. Я еще тогда удивился, ведь вы сказали, что ее похитили, увезли против ее воли. Но ничего подобного я не заметил.
Мне было страшно. Я признавался в том, что заметил кое-что странное и противоречащее официальной версии о похищении. И я понятия не имел, чем это для меня обернется. Но я чувствовал, что умолчать об этом опаснее. Следователь, скорее всего, и без меня знал, что Анна не была похищена. И если я буду представлять ее невинной жертвой, сразу станет ясно, что я сочиняю.
— Спасибо, — Косарев коротко кивнул. — Это важная информация.
Он быстро дописал несколько слов в мое заявление, и я расписался.
— И что со мной будет? — спросил я.
— Вы побудете под арестом на крейсере, — ответил Косарев. — Если следствие установит вашу непричастность к похищению… — он сделал паузу, — …или к побегу опасного преступника и его сообщницы, вас отпустят на все четыре стороны.
Отчего-то я ему не поверил, хотя очень хотелось.
3.
Следующие десять дней я провел на крейсере. Изредка следователь Косарев вызывал меня на допросы для уточнения разных мелких деталей. За все это время речь ни разу не зашла о том, почему Союз искал Анну Бовва и почему она от него скрывалась. Меня не спрашивали, а сам я молчал, давая понять: я ничего не знаю и мне это не интересно. Я придерживался своих прежних показаний, выражал умеренную готовность сотрудничать со следствием и старался в основном говорить правду. За эти дни я убедился, что человек может привыкнуть к чему угодно. Умом я понимал, что по-прежнему рискую жизнью и свободой, но бояться больше не мог.
Очередной такой допрос занял от силы минут пятнадцать. Я дежурным жестом приложил палец к экрану, и тут Косарев неожиданно сообщил:
— Вас переводят на Радость.
Это была центральная планета Союза. Там находилась всё: администрация, полиция, спецслужбы, банк Союза и так далее.
— Зачем?
— Это дело забирает СБС. И вас тоже.
Вот, значит, как. Я опустил голову. Служба Безопасности Союза. Этим ребятам не обязательно соблюдать законы, в отличие от полиции. Они сами во многом закон. И, скорее всего, для меня это начало конца. Мне не будут предъявлять обвинений, не будут судить. На что там намекала Анна? Я просто исчезну. Меня и спрашивать не будут, знаю я что-то лишнее или нет. Зачем, если убить куда надежнее.
— Вы не хотите ничего мне сказать?
Вопрос следователя застал меня врасплох. Я взглянул на него и покачал головой. Понятия не имею, на что он рассчитывал. Надеялся, что я начну умолять о спасении и наконец-то расскажу ту правду, которую он ждет? Но я предпочел промолчать. От того, «расколюсь» я или нет, моя участь уже не зависела.
Радость произвела на меня угнетающее впечатление. Планеты Края гораздо больше похожи на родину человечества, чем большинство обитаемых миров Центра, а в каждом из нас, как ни крути, живет генетическая память о природе планеты-прародительницы. Все вокруг казалось мне нелепым и чужим, невесть как прирученным человеком. На Шторме по крайней мере было голубое небо, а здесь оно отливало желтым, медовым оттенком. По-своему это было красиво, но я не сумел в должной мере оценить эту красоту. Мне нечего было делать на Радости.
Авто на воздушной подушке с эмблемой СБС на борту доставило меня прямиком в Контору — целый комплекс солидных зданий, спрятанный в загородной глуши, среди вьющейся оранжевой растительности. Похоже, за меня собирались взяться всерьез и на самом высоком уровне. И эта перспектива мне совсем не нравилась.
Я ожидал, что попаду в камеру, но комната, куда меня привели, напоминала номер недорогого отеля. Иллюзия была бы полной, не будь на окнах решеток. Я пожал плечами и отправился в душ, смывать ноющее чувство унижения, оставшееся после допросов, а также специфический, ни на что не похожий запах камеры союзного крейсера.
Не успел я пригладить перед зеркалом мокрые волосы (собственное отражение показалось мне потрепанным и непрезентабельным; с недельной щетиной и запавшими глазами я скорее походил на головореза, чем на невинного человека), как в дверь постучали. Я усмехнулся, оценив деликатность тюремщиков, и крикнул:
— Открыто!
Вошел мальчишка лет двадцати в форме Службы с сержантскими нашивками.
— Капитан Артемьев? Мне приказано обеспечить вас всем необходимым. Возьмите.
Он уронил на стул сверток и добавил:
— Генерал Полянский ждет вас в своем кабинете. Одевайтесь. Я зайду за вами через десять минут.
Юноша вышел. Щелкнул замок, и сразу стало ясно, что комната только кажется номером отеля. Я развернул сверток и обнаружил новый комплект белья, белую рубашку, серые брюки и чистые носки. Генерал Полянский, кем бы он ни был, явно не желал общаться с вонючим арестантом. Ну что ж, кто я такой, чтобы противиться желанию целого генерала? Но свой синий капитанский китель я променяю ни на что, пусть в глазах генерала он ничего не значит. Я отряхнул его, разгладил, как мог, и надел поверх чистой рубашки.
Приведя себя в порядок, я сел в кресло. Десять минут давно прошли, но мальчишка-сержант не возвращался. От нечего делать я тщательно осмотрел комнату и обнаружил под самым потолком маленькую матовую пуговку — камеру слежения. Я тут же зарекся размышлять вслух, да и ощущение уюта исчезло. Так было даже лучше: не стоило расслабляться перед важной встречей.
Подойдя к окну, я изучил пейзаж и прикинул, можно ли отсюда сбежать. Эта мысль удивила меня самого. То ли внутренний голос советовал мне делать ноги (но, к сожалению, не сообщал, как это сделать), то ли я просто устал быть пешкой, которая смиренно ожидает своей участи. Слишком давно судьба дергала меня за ниточки и мотала туда-сюда, не интересуясь моим мнением по этому поводу. Ставила в безвыходное положение и наблюдала, как я буду выкручиваться. Я привык быть сам по себе, но кому я послужил сейчас, на чьей стороне сыграл, так глупо упустив своих пассажиров?