Цири захотелось рассмеяться и отдать коту должное – самоирония важная и спасительная часть характера. Но тон, с которым тот произнёс последние слова говорил сам за себя – он не шутил.
– Вы вовсе не равны, – фыркнула девушка и, посерьёзнев, добавила, – Важны мотивы, предыстория и причины. Геральт никогда не убьёт просто так.
– В жопу мотивы, – отмахнулся кот, – важны последствия, а значит – мёртвые люди. Скольких убил Геральт? А скольких я? Не удивлюсь, если он меня переплюнул.
– А скольких ты спас, а? – девушка не на шутку разозлилась, – Я скажу тебе – в этом он тебя тоже обошёл. Ты сравниваешь себя с Геральтом, но не по тем параметрам.
– О, некоторые параметры я даже не беру в расчёт, – кот неприлично улыбнулся, – Куда мне тягаться с такой…выдающейся наружностью.
Цири подивилась, как внезапно Гаэтан свернул с темы, в очередной раз всё извращая. Как-будто без этого жизнь не мила.
– Я бы на твоём месте нашёл кого-нибудь… помоложе. Ты хоть знаешь, сколько ему на самом деле лет?
Девушка возмутилась, невольно краснея:
– При чём здесь это?
– О, так возраст не помеха?
– Да я не… я вообще не…Не лезь не в своё дело! – хуже, чем сейчас, кажется, быть не могло. Ей хотелось треснуть по невыносимо довольной морде кота за то, что он издевается, за то, что она это понимает и всё равно ведётся на эти глупости.
– Знаешь, ты могла бы отнестись к моим словам хотя бы вполовину не так серьёзно, но, видимо, это выше твоих сил. Что такое, девочка, я задел за живое?
Она отвернулась. Только этого ей не хватало. Сейчас бы какой-то грубиян копался в её чувствах, когда она сама не всё раскопала. Цири поняла, что краснеет ещё больше и вспыхнула вдвойне, раздосадованная на себя за то, что до сих пор, почему-то, стоит здесь. Почему она всё ещё не ушла?
– Ясно, так и есть, – хмыкнул Гаэтан, но тон его был скорее печальным, чем издевательским. Цири не поспевала за его эмоциональными качелями, – Так что же, в чём дело? Люди терпят гнусности друг от друга, прощают непростительное, ещё и ярлык жертвы навесят, но другого за те же самые вещи готовы сожрать с потрохами. Неужели любовь настолько ослепляет? – Гаэтан изобразил на лице улыбку, окрашивая безразличием свои слова и прежде, чем смог себя остановить, добавил: – И где заканчивается эта грань терпения, пересечение которой даже самые близкие не смогут нам простить.
Она повернулась и пристально смотрела ему в глаза с минуту ожидая, когда дрогнет хоть один мускул на его лице. Но этого не случилось. От бахвальства и спеси не осталось и следа, теперь он представлял из себя терзавшимся чем-то, известным только ему одному, человека. Уже не кота.
Выйдя из оцепенения, она резко сказала:
– Слушай, ты выбрал не того человека под носовой платок. Я…не могу тебе помочь.
Она развернулась и направилась в сторону города, когда услышала позади себя тяжёлый, но уже более знакомый наигранный вздох. Маска вернулась на своё место.
– Может быть, это я хочу тебе помочь, глаза открыть, – с обиженной улыбкой кинул он, – Чтобы ты не повторяла чужих ошибок. Подумай, девочка.
– Ты не знаешь, о чём говоришь, – ответила Цири не оборачиваясь.
– Скорее это ты не хочешь знать, о чём я говорю. Отрицать свои чувства, это так по-женски!
Цири на мгновение остановилась, переваривая услышанное, и зашагала быстрее, переполненная негодованием и смущением одновременно. Что он вообще понимает? Какого он возомнил, что знает о Геральте, о ней самой, и зачем устроил этот “я понимаю ваши чувства лучше, чем вы” спектакль? Однако, вопреки её убеждениям о некомпетентности Гаэтана в подобных вопросах, последняя его фраза заставляла позорно, с поражением краснеть. Скрывать свои чувства? Ничего подобного. Геральт знает о её чувствах к нему.
Знает достаточно.
Столько, сколько нужно.
Сколько она позволяет ему узнать.
Цири с силой прикусила щеку, задумавшись.
Она упорно закрывала глаза на изменения, происходящие с её отношением к ведьмаку, она отбрасывала эти мысли всё дальше, зарывала их глубже в надежде, что они исчезнут сами собой и ей не придётся принимать их и разгребать последствия. Но с каждым днём они лишь копились, набирали силу и, очевидно теперь, пустили корни. Сложно было не обращать внимание на то, что буквально кричит о себе очередным “взгляни”, “приблизься”, “дотронься”.
Цири резко затормозила, осознав, что шла слишком быстро, настолько, что начала запыхаться. Несколько глубоких вдохов не помогли, голова закружилась и девушка опёрлась спиной о дерево. Она зажмурилась.
Был ли теперь смысл пытаться понять, как она могла допустить такую оплошность, если оплошность уже допущена. Ошибка сделана и теперь, признав всё, что было трудно признать, встретив Геральта в следующий раз она не сможет увидеть в нём только друга, спутника или учителя.
Статус ведьмака официально обрёл совершенно другие оттенки.
***
Её нет слишком долго.
Геральт сидел на коленях возле печи и ловил последние мгновения спокойного, тихого вечера перед тем, как в корчму ввалится толпа народа, буйного и неугомонного, игнорировать которую будет довольно сложно. Геральт хотел успеть поесть до этого момента и, возможно, уснуть, ибо ещё до рассвета у него был запланирован выход в лес, к бесовой пещере. И, вообще-то, он не хотел заканчивать вечер в одиночку, а потому просто ждал.
Но её нет уже слишком долго.
Ведьмак полагал, что Цири пошла на тот берег, который сам ей показал, описав все его преимущества. Не желая рассердить её и в последствии быть обвинённым в нездоровой опеке, он заставил себя сидеть на месте.
Цири вернулась до того, как уровень его тревоги достиг предела.
Девушка тихо зашла в корчму и зависла на входе, уткнувшись взглядом в пол. Ведьмак хмурился, наблюдая, как она проводит ладонями по лицу, поднимает его к потолку, снова опускает, сцепив ладони на шее и только потом встречается с ним глазами, вздрогнув от неожиданности. Она вымученно улыбнулась:
– Привет, Геральт. Думала, здесь никого.
Геральт смотрел, как она подошла и села рядом, плечом к плечу, обхватывая колени руками.
– Всё в порядке, я просто заснула. После купания, прямо на пляже.
Ведьмак забеспокоился ещё больше. Вряд ли вечерний сон сделал её такой подавленной.
– На том пляже, который я тебе показывал?
– Да. Кстати, он уже не такой безызвестный, как был, увы.
Он почувствовал, как на его плече аккуратно пристроилась серая макушка, тяжесть которой удивительно успокаивала.
– О чём ты?
– Гаэтан нашёл его.
– Там был Гаэтан?
– Да, – Цири ещё больше привалилась к нему, ёрзая головой, но не успела она отыскать удобное положение, как Геральт развернулся всем телом и посмотрел прямо на неё:
– Когда ты купалась?
– Нет, когда проснулась, - она рассеяно хлопала глазами, пока ведьмак сверлил её своими.
– Он тебя обидел?
– Нет.
– Хотел обидеть?
– Да знаю я, что ли, чего он там хотел?
Не дождавшись реакции, Цири цокнула языком и притянула его обратно, возвращая всё на свои места:
– Пожалуйста, не бери в голову.
Ведьмак ничего не ответил, но после долгой паузы всё же спросил:
– Мне поговорить с ним?
– Ты невыносим.
– Набить морду? Знаешь, засунуть руки в одно место — это сложно, но теоретически…
Девушка прыснула со смеху, но тут же подавила его.
Он не хотел мучать вопросами, но чувствовал, что должен был сказать:
– Если что-то случится, что-то серьёзное, если тебе нужна будет помощь, Цири, пообещай, что сначала расскажешь мне, а только потом побежишь решать.
– Обещаю.
– Связанное с чем угодно. Да?
Цири молчала дольше, чем нужно было, поэтому её «угу» Геральт воспринял весьма недоверчиво.
– Завтра, до рассвета, – начал ведьмак, – мы вернёмся к пещере. Посмотрим, учуял ли кто бесову тушу, если да – расправимся с ними, труп сожжём. Два зайца одним махом.