Несмотря на то, что сверху на нём только рубашка, его мучает духота. Он должен сменить место. Уйти туда, где тише, дальше от трактира, где прохладней, где никто не мельтешит перед глазами назойливой мошкой. Цири злит его, раздражает. Почему она не может угомониться? Он мысленно кричит ей, чтобы она прекратила и удивляется, когда Цири убирает меч и идёт к нему, будто она действительно услышала. В голове возникает неприятная ассоциация с Йеннифэр, что могла читать его мысли. Он знает, что это совпадение. Он искренне надеется.
С Цири не сходит блаженная улыбка. С ней она громко садится на землю к нему спиной, с ней откидывается назад так, что её голова оказывается на его коленях, с ней же изучает его лицо вверх ногами. Теперь она - будто продолжение его ног. Вспышка злости проходит, заменяется ощущением тяжести её головы и холодной струёй воздуха, что она принесла с собой.
– Ты словно статуя, – Цири всё ещё пытается отдышаться после своих скачек, поэтому выдыхает коротко и часто.
Он под завязку втягивает воздух и медленно выдыхает.
– А, нет, дышишь. Всё нормально, – снова говорит она, хихикнув.
Геральт резко опускает глаза и, точно копья, вонзает в её.
Как прекрасно она зарделась. Слишком высок соблазн смутить её ещё больше. Высок и опасен, но эликсиры вобрали в себя последние капли благоразумия.
Его рука тянется к её волосам и пальцы сжимают совсем тонкую прядь, глаза вглядываются в неё, губы лениво размыкаются, а рот начинает говорить. Сам ведьмак убеждён, что не принимает никакого участия в этих действиях.
– Я вижу твои волосы так отчётливо, что могу сосчитать их. Восемьдесят три, если не ошибся. Вообще-то, если бы на одном из них была надпись, я смог бы её прочитать. Я вижу, что твоя грудная клетка при вдохе поднимается на полтора сантиметра, а опускается на четыре с половиной. Рядом с твоей правой ногой ползёт мокрица… и много кто ещё. Это не совсем нормально, даже для такого, как я.
– Хотела бы я испытать что-то подобное…
– Нет, не хотела бы, – резкий тон, накатившая волна гнева, – Единственный способ приблизиться к этому состоянию человеку – накачаться наркотой. Ты не будешь этого делать.
– Осторожно, вы превышаете свои полномочия, мастер ведьмак, – взгляд хмурый, но на губах играет озорная улыбка.
Гнев сменяется нарастающим волнением.
– Осторожно, сейчас я склонен замечать больше, чем обычно, и меня тянет к поиску скрытых и двойных смыслов. Ваше величество.
Изумлённый выдох Цири сталкивается с его лицом, оседает на его губах, и он готов облизнуть их, полный уверенности, что почувствует вкус. Но она его опережает, проделывая это со своими. Геральту кажется, что следующие слова он не произносит вслух, потому что не мог и не должен, потому что внутренний голос должен был его остановить, как и всегда. Но он говорит, и слова вылетают с холодной чёткостью:
– Я слышу с каким звуком твой язык прошёлся по губе. Немного шершавым от трения и влажным из-за слюны…
Он отвлекается, читает выражение лица напротив и видит, что зашёл слишком далеко со своим намерением вогнать её в краску, далеко настолько, что эта цель кажется уже не уместной. Но сейчас он не может заставить себя остановиться. Ощущения переполняют его, они должны быть высказаны, иначе он потеряет рассудок.
– Не пытайся, – Геральт поднимает голову и смотрит вперёд; это единственное, чем он может помочь ей.
– «Не пытайся» что? – шепчет пепельноволосая.
– Спрятаться от меня. Я всё равно слышу, как ты затаила дыхание и замерла, ты боишься пошевелиться, но я это слышу. Дыши. Да, хотя бы так. Ты не можешь представить, какую нагрузку испытывает разум от такого количества поступаемой информации. Я весь заполнен ей, места для чего-то ещё просто не осталось.
Места для раздумий в том числе.
– Ты напряжена, это я тоже чувствую. Плечи, сжатые колени и пальцы.
Цири ёрзает, и он хочет её успокоить. Поддавшись первой мысли, пришедшей на ум, он кладёт свои ладони на её плечи и прикосновение отвечает слабым электричеством. Его медальон дрогнул. Пальцы, сквозь ткань, чувствуют горячую кожу, что кажется Геральту не логичным, учитывая холодную, хоть и не для него, ночь. Он, на пробу, прожимает несколько мест и, найдя наиболее зажатые точки, принимается массировать аккуратными, но уверенными движениями. По мере приближения к шее ткань заканчивается и ничто не мешает ему почувствовать насколько нежная и гладкая её кожа. Он слышит, как Цири тихонько выдыхает и закрывает глаза. Он следует её примеру.
– Я чувствую каждую неровность на твоих косточках. По моим образам в голове можно с точностью повторить твой скелет карандашом на бумаге. Чувствую зажатые комки мышц. Будет немного неприятно.
Цири дёргается раз, потом второй, цокает языком, но он не останавливается. Не останавливается до тех пор, пока полностью не разомнутся твёрдые узлы. Но после всего Геральт не чувствует её хоть сколько-то расслабленной. Он осторожно опускает на неё взгляд и упирается в нахмуренный лоб, сомкнутые глаза, приоткрытые губы.
– Что тебя тревожит?
Яркие изумруды почти ослепляют его, но он концентрируется и читает, что они говорят.
– Ты не хочешь слышать ответ, – еле слышно произносит она, и Геральт игнорирует её, будто подтверждая эти слова.
– Я бы сказал, что ты напугана, если бы для того были причины… Есть что-то, о чём я не знаю?
Цири молчит.
Предположение, возникшее в голове, заставляет его сжать её плечи сильнее, чем необходимо.
– Это связано с Гаэтаном? Скажи мне, – собственный голос почти неузнаваем.
– Боги, нет, – раздосадовано шепчет девушка, сморщившись, будто мысль о нём ей неприятна, – Мне больно, – одними губами. Ладонь касается его сжатых на её плечах пальцев, и он мгновенно ослабляет хватку.
– Извини, – в голосе ни капли сожаления, – Твоё дыхание то замедляется, то ускоряется, – Геральт дотрагивается двумя пальцами до её сонной артерии, а она поворачивает голову в сторону и разрывает зрительный контакт с каким-то болезненным видом. Ведьмаку открывается её тонкая шея, острый профиль, – На самом деле то, что я делаю – не имеет смысла, потому что я и так слышу твой пульс, и сейчас он участился. Сердцебиение ускорилось, температура несколько поднялась. Твоё тело покрылось гусиной кожей, но я знаю, что тебе не холодно…
Он тянет задумчивое «хм» и с холодным любопытством всматривается в детали. Косметический уголь, которым она обводит глаза, немного рассыпался на щеках крошечной пылью, безуспешно скрывая румянец, который сейчас кажется почти лихорадочным. Маленький нос тронут едва заметными веснушками. Губы маняще открыты, уже сухие и немного обветрены; Геральт замечает отшелушенные кусочки кожи. Он скользит взглядом дальше вниз, по изгибам шеи, по выпирающим ключицам, к плотно завязанной верёвке на её блузке, и упирается в две небольших округлости. Горошины сосков вызывающе торчат сквозь её рубашку и бельё, и были бы заметны даже обычному человеку, ведьмак же видит их так, будто никакой преграды в виде одежды вообще не существует. Он рассматривает её грудь с каким-то медицинским интересом, не замечая, как его собственные внутренности медленно скручиваются тяжким, тугим узлом любопытства. Любопытства?
– Тебе всё-таки холодно? Ты дрожишь…
Цири опирается на локти и резко поднимается. «Ты просто болван», шипит она… разочарованно? Сквозь зубы. Хватает себя за плечи, тянет колени к груди.
– …как и мой медальон, снова.
Геральт видит в её позе уязвлённость: сгорбленная спина и поникшие плечи, шумные выдохи, которые она пробует скрыть.
– Ты пахнешь…
– Не надо.
Ведьмак делает глубокий вдох.
– …по-другому. Твой собственный запах смешался с чем-то терпким и вязким. Что-то вроде…
– Всё, хватит.
Но он и не собирается продолжать. Он не может дать определение новому запаху, потому что невозможно точно сказать, чем пахнет возбуждение. Чем-то, что вызывает ошеломительный отклик в нём, чем-то навязчивым, невероятно привлекательным и настолько осязаемым что, ему кажется, он видит цвет этого запаха. Тёмно-красный. Бордово-красный.