— Я чрезвычайно рад вас видеть, — вежливо сказал незнакомец.
— Благодарю вас, я тоже, — ответил Нансен.
— Ваше судно здесь?
— Нет, моего судна здесь нет.
— Сколько вас всех?
— У меня только один товарищ.
Незнакомец с удивлением взглянул на Нансена. Перекидываясь короткими фразами, они пошли вдоль берега. Вдруг незнакомец остановился, пристально посмотрел на Нансена и сказал:
— Уж не Нансен ли вы?
— Да, — ответил Нансен, и в свою очередь спросил:
— А вы не Джексон ли?
— Да, Джексон, — ответил незнакомец.
Это был англичанин Джексон, который уже несколько лет зимовал со своей экспедицией на Земле Франца-Иосифа. Перед отплытием «Фрама» Нансен однажды видел его в Англии.
Здесь, на мысе Флора, у Джексона был выстроен целый маленький поселок.
Англичане радушно встретили Нансена и Иогансена. Впервые почти за полтора года путники по-настоящему умылись, переоделись в чистое платье, постриглись. С жадностью набросились они на старые газеты, которые сохранились у англичан, и с увлечением обсуждали события трехлетней давности.
Вскоре к мысу Флора подошел корабль Джексона, забрал Нансена и Иогансена и отвез их в Норвегию. А следом за ними благополучно прибыл в Норвегию и «Фрам», который проплыл со льдами через весь полярный бассейн.
Вот какие бывают удивительные встречи!
Прибытие
Всю ночь стоял наш «Таймыр» у мыса Флора.
За ночь ветер стих, и рассеялся туман. Ранним утром «Таймыр» выбрал якоря и медленно и осторожно двинулся в путь. До острова Гукера от места нашей стоянки оставалось теперь только 45 миль. «Таймыр» шел проливами и каналами, пробираясь между ледяными островами.
Справа и слева прямо из воды поднимаются отвесные, гладкие, как стекло, стены глетчеров. Прибой промыл в зеленоватом льду глубокие черные пещеры; волны со звоном ударяют в подножия этих ледяных стен, расшибаются в брызги, и ветер далеко уносит мелкую водяную пыль.
Лед и черные промерзлые скалы. Даже птицы, которые все время летели следом за кораблем, бросили нас, точно испугались этого холода.
Мы стоим на палубе в меховых шубах, в меховых шапках и тщательно осматриваем в бинокли каждую излучину берега.
Мостик высоко забран туго натянутым брезентом. Над брезентом виднеется одна только голова капитана в меховой шапке с опущенными ушами. А на самом верхнем этаже ледокола, на ледовом мостике, стоит Наумыч и тоже не отрываясь глядит в бинокль.
Скоро из тумана, прямо по курсу, вышла высокая черная скала. Точно усеченная пирамида, она торчала из воды, дикая, голая, чуть припорошенная снегом.
— Рубини-Рок! — закричал сверху Наумыч, показывая рукавицей на скалу. — Подгребаем, ребята! Теперь смотри в оба. Две плитки шоколада тому, кто первый увидит дома!
Снова налетает на ледокол сухая, туманная пурга.
Снег сечет по глазам, как песок. В тумане все время мерещатся какие-то горы. Я забираюсь на верхний мостик, где, уткнувшись носом в меховой воротник, прохаживается Наумыч, колотя ногу об ногу.
— Кажись, подходим, Наумыч?
— Подходим, нехай она сдохнет, эта Арктика. Сейчас в Краснодаре виноград рупь двадцать копеек шапка, а тут что? Замерзнешь, как цуцик.
— Вижу! — вдруг вопит снизу Ромашников. — Вижу!
— Где? Где?
— Вон, вон налево, у мысочка!
— Да это камни!
— Нет, дома! Дома!
— Верно, дома!
Впереди смутно виднеется засыпанный снегом пологий берег, а за ним отвесные черные утесы. На берегу какие-то темные точки.
Что это? Дома или камни? Ничего не разберешь, — бинокль обледенел. Наконец я справляюсь с ним и начинаю ясно различать на берегу дома. Два, нет — три дома. Из домов выбегают маленькие человечки, собираются кучками, размахивают руками и снова убегают в дома.
«Таймыр» подходит еще ближе. Уже отчетливо видно, как по камням к самой воде скачут лохматые собаки. Наверное, лают.
— Средний, — командует капитан.
Иван Савелии поворачивает ручку машинного телеграфа.
— Боцман, приготовьте якорь.
— Готово, товарищ капитан.
«Таймыр» заходит в широкую бухту. У берега сидят на мели большие белые айсберги.
— Кажется, во-время, — шутит Наумыч, вынимая часы. — По расписанию.
Низкому страшному гудку «Таймыра» отвечает гулкое эхо.
С берега стреляют залпами, тяжело ухают взрывы.
Нас встречают салютом.