Гэрот Урсуул стоял на помосте, проводя смотр войск. Место впереди и в центре занимали почти две сотни грааварских горцев — высоких, грудь колесом, голубоглазых варваров с короткими черными волосами и длинными усами. По бокам стояли другие элитные горские племена, штурмом бравшие замок. Остальные части регулярной армии, вошедшие в Сенарию после освобождения, замерли позади.
Над рекой Плит, по обе стороны замка, поднимался туман и вползал под ржавые зубья решетки городских ворот, остужая толпу. Грааварцы были разбиты на пятнадцать групп, по тринадцать человек в каждой, и не имели при себе ни оружия, ни доспехов, ни туник. Они стояли в одних штанах, с окаменелыми бледными лицами и, вместо того чтобы дрожать в прохладе осеннего утра, покрывались потом.
Когда король-бог инспектировал войска, они всегда стояли как по струнке, однако сегодня, несмотря на тысячи зевак, тишина резала слух. Гэрот собрал всех до единого солдат и позволил наблюдать за происходящим сенарийской знати, их слугам и даже простолюдинам. Майстеры, в черно-красных коротких плащах, стояли плечом к плечу с вюрдмайстерами и солдатами, крестьянами, бондарями, знатью, рабами и прислугой, моряками и сенарийскими шпионами.
Король-бог был одет в просторный белый плащ, отороченный горностаем на плечах, отчего они казались еще шире. Под плащом скрывались белая туника без рукавов и свободные белые штаны. Мертвенно-бледное халидорское лицо на фоне сплошной белизны делало Гэрота похожим на призрак и приковывало все внимание к виру, игравшему по коже. К рукам короля-бога поднимались черные завитки энергии. Огромные узлы вздымались и опадали. Узлы, ощетинившиеся шипами. Колючки двигались не только взад-вперед, но и вверх и вниз, волнообразно, выдавливаясь из кожи и царапая ее внизу своими копями. Однако руками вир не ограничивался. Сгустки энергии обрамляли лицо владыки и поднимались еще выше, до самой бритой головы, где впивались в кожу, формируя колючую, дрожащую черную корону. По щекам правителя струилась кровь.
Большинство сенарийцев видели короля-бога впервые и были потрясены. Они вздрагивали каждый раз, когда взгляд Урсуула падал в толпу. Именно этого он и добивался.
Наконец Гэрот выбрал одну из соломин, предложенных Нефом Дадой, и переломил ее пополам. Выбросив одну половинку, добавил к ней двенадцать целых.
— Пусть теперь слово молвит Хали! — Сильный голос правителя вибрировал энергией.
Он дал знак грааварцам подниматься на платформу. При освобождении они получили приказ удерживать двор и расправиться с сенарийской знатью. Тем не менее горцев обратили в бегство, а Тэра Грэзин и ее приближенные улизнули. На свирепых грааварцев совсем не похоже. Неприемлемо, необъяснимо. Гэрот не понимал, что заставило людей отчаянно драться в один день и бежать на следующий.
Зато он понимал другое: это позор. Всю прошедшую неделю грааварцы чистили конюшни, вычерпывали выгребные ямы и драили полы. Им не дозволялось спать, и по ночам они натирали до блеска оружие и доспехи. Сегодня горцы загладят вину и в течение года будут жаждать доказать свой героизм. Приближаясь вместе с Нефом к первой группе, Гэрот успокоил вир. Когда люди начнут тянуть соломинки, пусть думают, что милуют одних и обрекают других вовсе не магия и не воля Гэрота. Напротив, это просто судьба, неумолимые последствия их собственной трусости.
Король-бог поднял руки, и все халидорцы в едином порыве стали молиться:
— Хали вас, Халивос рас ен ме, Хали мевирту рапт, реку виртум дефите!
Слова утихли, и к Гэроту подошел первый солдат. От силы лет шестнадцать, над губой — едва заметный пушок. У него подкашивались ноги, взгляд метался между соломинками и ледяным лицом короля-бога. В свете восходящего солнца голая грудь блестела от пота, мышцы сводило судорогой. Он потянул соломинку. Длинная.
Напряжение волной покинуло его, но лишь наполовину. Юноша рядом с ним — по виду как две капли, должно быть, старший брат — облизал пересохшие губы и схватил вторую соломинку. Короткая.
Тошнотворный выдох облегчения прокатился над отрядом, и тысячи зрителей, не видя соломинки, догадались: короткая. Горец, вытащивший ее, посмотрел на младшего брата. Тот отвел глаза. Осужденный на смерть, еще не веря, бросил взгляд на короля-бога и протянул ему короткую соломинку.