— У Логана нет армии, — заметил Брэнт.
— Это задача Мамочки К., — ответил Джарл.
— Не поняла?
— Армия есть у Тэры Грэзин. Я хочу, чтобы ты придумала, как ей стать армией Логана.
— Как это? — удивилась Мамочка К.
— А теперь я вынужден откланяться, — сказал Джарл. — У меня свидание в Кернавоне.
18
— Я что, умер и не заметил? — спросил Кайлар.
Он снова двигался сквозь туман смерти, ощущая кожей знакомое движение в абсолютном покое. На краю тумана стояла фигура, завернутая в плащ, такая же эфемерная, как и сам туман. Кайлар был уверен, что это Волк. Неужели-таки умер? Кто-то убил его во сне? Он ведь только прилег…
— Что это, сон? — спросил Кайлар.
Человек в плаще обернулся, и напряжение Кайлара улетучилось. Это не Волк. Дориан Урсуул!
— Сон? — спросил Дориан, щурясь на Кайлара сквозь туман. — Можно сказать и так, только особая разновидность. — Он улыбнулся.
Дориан был красив, даже завораживал. Черные волосы растрепаны, синие глаза блестят умом, правильные черты лица.
— Скажи, почему, друг мой, шагающий по тени, мы не боимся сна? Ведь мы теряем сознание и контроль над происходящим. Происходит нечто такое, что не подчиняется очевидной логике и не следует неизменным правилам. Друзья, появляясь, превращаются в незнакомцев. Окружающая обстановка внезапно меняется, а мы редко подвергаем ее сомнению. Мы не боимся снов, зато страшимся безумия, и нас ужасает смерть.
— Что, черт возьми, происходит? — возмутился Кайлар.
Дориан ухмыльнулся и смерил его взглядом.
— Поразительно. Выглядишь, как и всегда, однако совсем другой.
О боги! Разве с их последней встречи не прошло всего пару месяцев?
— Ты стал значительнее, Кайлар, посерьезнел. Теперь ты грозная сила, с которой приходится считаться. Однако разумом пока не осознал этого. Переделка личности требует времени. Это понятно. Немногие способны убить человека с авторитетом отца и в тот же день стать бессмертными.
— Ближе к делу.
Дориан всегда знал слишком много. Это раздражало.
— Это сон, ты угадал. И — да, я тебя вызвал. Я недавно открыл в себе чудесный вид магии. Надеюсь, что вспомню, когда проснусь. Если проснусь. Не уверен, что сплю. Скорее, я в одной из своих фантазий — и уже давно. Мое тело сейчас в Ревущих Ветрах. Хали приближается. Гарнизон падет. Я выживу, но худшие дни для меня еще впереди. Я наблюдал собственное будущее, Кайлар. Опасный эксперимент, скажу тебе. Я обнаружил ряд вещей, что заставили упасть духом и прекратить обзор. Пока собирал волю в кулак, следовал за тобой. Увидел, что ты нуждаешься в том, кому можешь доверять. Лучше бы тут были граф Дрейк или Дарзо, однако раз они не могут, вместо них здесь я. Друзья нужны даже мокрушнику.
— Я больше не мокрушник. Отказался.
— В моих видениях, — продолжил Дориан, будто не слыша Кайлара, — я пришел туда, где до счастья — один лживый шаг. Я посмотрю в глаза любимой женщине, которая меня тоже любит. Посмотрю, зная наперед, что, если солгу, она будет раздавлена горем. В этом, Кайлар, мы братья. Бог ставит задачки полегче перед людьми помельче. Я здесь потому, что нужен тебе.
Злость Кайлара испарилась. Он вгляделся в туман. Место казалось точной метафорой его жизни: застрял где-то в сумраке. Ничего определенного, все зыбко и нет простого пути.
— Я пытаюсь измениться, — сказал Кайлар, — но не влияю на это. Думал, порву с прошлым, шагну вперед, и — готово дело. Я вхожу в комнату и оглядываюсь. Смотрю, где выходы, оцениваю высоту потолка, проверяю возможные угрозы, не скользит ли пол. Если в переулке на меня кто-то уставится, прикидываю, как его убить, — и чувствую себя отлично. Все под контролем.
— До тех пор, пока?.. — уточнил Дориан.
Кайлар замялся.
— Пока помню. Приходится заставлять себя думать, что инстинкты ошибочны. После чего ненавижу, кем стал.
— И кем же ты стал? — спросил Дориан.
— Душегубом.
— Кайлар, ты лжец и мокрушник, но не душегуб.
— И на том спасибо.
— Что представляет собой ночной ангел?
— Не знаю. Дарзо никогда не рассказывал.
— Враки! Почему ты себе не веришь? Почему не просишь Элену, чтобы верила тебе? Почему не доверяешь ей правду?
— Она никогда не поймет.
— Откуда тебе знать?
А что, если поймет? И как только узнает всю его подноготную, отвергнет? Что с ним тогда будет?
— Вы двое так молоды, что не в силах отличить зерна от плевел, — сказал Дориан. — Однако ты уже кое-что начинаешь смыслить. Элена привязана к мирку своей веры, и ты вне границ того, что ей известно о боге. Юность говорит в Элене честолюбием: «Больше мне о боге и знать не нужно». Она тебя любит и хочет, чтобы ты остался в этом мирке вместе с ней. А он для тебя слишком тесен. Ты не понимаешь бога, который весь милосердие и ни капли справедливости. Этот пушистый бог-симпатяга и двух минут не протянет в Крольчатнике. Не хочется напоминать, однако Элене всего восемнадцать. Не так уж велики ее познания о боге.