— Гав!
— Не спорь. Мне лучше знать.
— Ничего и не прикидываюсь, — поставив полупустую банку на столешницу, возразила девица. — Действительно, отвязанная, дерзкая, лихая и своя в доску… Как зовут тебя, брутальный пёс?
— Гав!
— Приятно познакомиться, Клык. А я — Лиз. Вернее, если полностью — Илзе… Кстати, Брут, переведи-ка меня — в срочном порядке — из четвёртого статусного разряда во второй. То бишь, в группу — «старинные друзья, приятели и знакомые — только женского пола».
— С чего бы это, вдруг?
— Ну, ты и тормознутый… Ладно, представлюсь ещё раз. Илзе Вылкаст. Она же — «Илзе из клана рыжих прибалтийских волков», — как ты сам меня и называл когда-то. Вспоминай, давай, деятель склеротический…
И Тим вспомнил. Его семья, выехав из России, восемь с половиной месяцев, дожидаясь получения из Канады официальных документов на ПМЖ, провела в Латвии — в симпатичном приморском городке Юрмала. Тёмно-жёлтые песчаные дюны, приземистые кривобокие сосны, серая морская гладь, разноцветная каменная галька, шустрые чёрные стрижи…
Беловы тогда снимали две комнаты в старинном деревянном доме, который был построен ещё в девятнадцатом веке. Тиму было четырнадцать, хозяйской дочке Илзе — почти тринадцать.
Взаимная симпатия, дружба, постепенно перерастающая в нечто большее. Первый робкий поцелуй. Обещанье, данное при расставании: — «Я обязательно вернусь к тебе. Жди…».
Глава седьмая
Ретроспектива 02. Илзе. «На Краю Земли»
Латвийская жизнь, она полна неожиданностей: случайных, фатальных, глобальных, предсказуемых и внезапных.
В том плане, что жизни латвийская тиха, скучна, монотонна и одинакова. Более того, она таковой может быть десятилетиями и даже веками: патриархальной, тягучей и — на веки вечные — привязанной к Родине, национальным традициям, устоям и родным могилам.
Может. И, как правило, таковой и является.
Но иногда в голову того или иного латыша входит (прилетает, приползает, внедряется и укореняется), судьбоносная и навязчивая мысль. Вернее, мысли, мол: — «А не послать ли эту долбанную мирную патриархальность (совместно с устоявшейся провинциальностью и крестьянской непосредственностью), к чёртовой матери? На хрена они мне — всем скопом — сдались? Все люди, если верить телевизору и всезнающему Интернету, постоянно куда-то едут, летят, плывут и переселяются, бесстрашно меняя города, страны и континенты. Смело изменяют национальные менталитеты и, если верить говорливым телевизионным дикторам, становятся толерантными, гибкими, просветлёнными и многообразными… А, жена? Как думаешь? Мы-то чего застыли на одном месте — словно ржавыми цепями прикованные? Надо и нам съездить куда-нибудь. Чтобы внукам и правнукам, по крайней мере, было бы — чего рассказать… Да и однозначно-тоскливо стало в нашей Латвии. В том плане, что полностью бесперспективно. Вышли из СССР, обрели вожделенную независимость. И что? А, ровным счётом, ничего. Лишились надёжного и стабильного рынка сбыта. Экономика пришла в полный упадок. В полный и окончательно-тоскливый. Никто работать не хочет. Сплошная торговля и посредничество. Надо сваливать. Надо… В том глобальном смысле, что рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше. Диалектика, о которой нам так долго рассказывали марксисты-коммунисты. Не отнять и не прибавить…».
Так Азуолас Вылкаст и решил. Решил и объявил:
— Всё, семья. Переезжаем в Польшу. Двоюродная тётушка давно уже зовёт. Мол, пора приобщаться к жизни европейской, продвинутой. Уважим, что называется, заслуженную старушку. Да и нашу Илзе давно уже ждут в Варшаве. Более того, возлагают на неё чёткие олимпийские надежды и даже щедрую стипендию обещают… Родовой дом? Покупатель уже имеется — один известный композитор из России. Солидный такой, крутой, доверие внушающий. Обещает ничего здесь не ломать, не рушить и кардинально не перестраивать. Мол, только немного отремонтирует, вселится, и будем всякие модные песенки-шлягеры сочинять — под задумчивый шелест балтийских светло-серых волн…
С момента отъезда Беловых прошло всего-то полтора месяца. Илзе только одно письмо получила от Тимофея, отправленное из канадского «Центра временного размещения переселенцев». Ответ, конечно, написала и отправила. Мол, так и так, переезжаем в Польшу, но куда конкретно — пока не знаю, про адрес сообщу позже. Отправить-то отправила, но в глубине Души поняла, что их отношения сходят на нет, ибо потеряться в этом беспокойном и изменчивом Мире — раз плюнуть. А Интернет в 1998-ом году находился ещё только в стадии начального роста. По крайней мере, ни у Тима, ни у Илзе электронных почт не было. И они — в конечном итоге — переезжая с места на место, действительно, потерялись. Бывает…