Утренняя прохлада и ледяная вода согнали остатки сна. Мама отнесла тете Маше еще спящую Соню. Мы быстро позавтракали и пошли к правлению. Там уже собрались девчата, парни. На завалинке, покуривая свою трубочку, сидел Федор Елизарович и, усмехаясь, наблюдал за дедом Саввой. Тот, одетый в белые холщовые штаны и рубаху, подпоясанную сыромятным ремешком, озабоченно бегал в правление, к лобогрейкам, к косарям, курившим в сторонке, время от времени останавливался, снимал теплый картуз, вытирал лысину, словно что–то припоминая, и снова торопливо и озабоченно устремлялся в правление.
— Да будет тебе, дядя Савва! — сказал Иван Потапович, выходя на улицу. — Что ты снуешь туда да обратно? Все идет как надо, и чего зря расстраиваться?.. Видал, каким петушком летает? — обратился он к Федору Елизаровичу.
— Помолодел дед лет на двадцать, — улыбнулся тот. — Дядя Савва, ты не хлопочи больно–то, умаешься!
— Ничего, моего заряду надолго хватит, — отозвался тот и побежал к подъехавшему возу.
— Что, Потапыч, пойдем, пожалуй? Скоро солнышко проглянет.
— Да, время… Трогай, товарищи!
Девчата стайкой выбежали за ворота, за ними двинулись парни; косари подхватили косы и, подняв их, как ружья, на плечи, пошли следом. Одна за другой, глухо постукивая колесами о камни, тронулись лобогрейки. А позади всех на высоко нагруженном возу, обнимая большой котел, сидела тетка Степанида и нехотя перебранивалась с дедом Саввой.
— Ты головой–то не верти, не верти! Твое дело обеспечить, чтобы как следует быть, — внушительно говорил он, идя рядом с возом.
— Да что ты привязался ко мне? Щей я не варила, что ли? Эка невидаль…
— И невидаль! Ты восчувствуй: день–то сегодня какой? Праздник!.. Мы этого дня год цельный ждали… И твое дело обеспечить, а мое — проверить. Ты думаешь, зря меня инспектором по качеству назначили? Я спуску никому не дам. И с тебя качество спрошу…
— Ладно уж, инспектор!.. Садись–ка лучше на телегу, а то притомишься раньше времени.
Но дед Савва убежал вперед и что–то начал выговаривать Геньке, правившему первой лобогрейкой.
— «Уродилася я…» — зазвенел впереди голос Аннушки Трегубовой.
— «…как былинка в поле», — подхватили девичьи голоса, и над Тыжей громко и слаженно полилась песня.
Песня была печальная, она рассказывала о горькой судьбе девушки–сиротинки, но голоса были так молоды и звонки, звучали они так весело и задорно, что, несмотря на грустные слова, она никого не печалила, а веселила, и ясно было: поют ее не ради грусти, звучащей в ней, а потому, что всем хорошо и радостно, и поэтому ничего не значат эти умершие уже слова из далекого прошлого, а важна лишь радость, звенящая в согласном хоре голосов.
За рекой колонна растянулась, рассыпалась на группы; группы разбрелись по участкам.
Мы пришли на свой. Иван Лепехин сел на место скидальщика, Генька тронул вожжами лошадей. Мотовило пригнуло колосья, хрустнули под ножами стебли, и первый сноп упал на жнивье.
— Не отставай, Настенька! — крикнула Аннушка и с азартом, словно шла в атаку, кинулась вязать снопы.
На втором участке замелькали крылья лобогрейки Федора Рябых, а выше по косогору мерно, как по команде, взблескивали косы. Было похоже, будто один за другим отряды идут в наступление на мягко шумящую стену пшеницы и она пятится, отступает все дальше и дальше, не выдерживая натиска.
Иван Лепехин взмок после третьего гона. Быть скидалыщиком на лобогрейке — это совсем не легко и не просто: попробуй–ка помахать вилами так, чтобы снопы были один в один, и не отстать от равномерно стрекочущей машины, которая то и дело сваливает всё новые и новые пласты подрезанных стеблей! Недаром машина эта называется лобогрейкой! Пот струился по лицу Лепехина, и он, не выпуская вил, склоняясь головой к плечу, вытирал его об рубаху.
Пашка (мы с ним носили снопы к крестам, которые складывала Даша) остановился передохнуть и, посмотрев на делавшую новый заезд лобогрейку, сокрушенно сказал:
— Все–таки отсталая это техника! Сюда бы комбайн…
— А где тут комбайн пустишь?
Поля у нас узкие, выше они переходят в косогоры, так что большой машине по ним и не пройти.
— Ну, значит, надо построить такой маленький комбайн, чтобы везде мог проходить.
— Вот ты и построишь. А покуда снопы таскай! Видишь, Даше складывать нечего…
Пашка подхватил два снопа и поволок их к Даше, но на него вдруг налетел дед Савва.