У Катеринки все прошло как нельзя лучше. И неудивительно, если у нее такая автобиография: жила в Днепровпетровске, отец был мастером и погиб на фронте смертью храбрых, она с матерью эвакуировалась, и по дороге их бомбили фашистские самолеты. А если бы она осталась, сказала Катеринка, она обязательно пошла бы в партизаны или в подпольщицы.
А у меня какая биография? Родился, учился — и всё. Больше, хоть плачь, рассказывать нечего. Я сбился, замолчал и почувствовал, что наливаюсь краской. А тут еще Антон со своими шутками:
— Смотри, — говорит, — Березин! Я раньше тоже вот так краснел. Сам-то потом вылинял, а волосы так и остались…
Все засмеялись, а я залился еще пуще.
— Ну хорошо, — сказал Антон, — посмеялись — и хватит. Почему и зачем вы вступаете в комсомол?
Вот тебе раз! Он сам давал мне рекомендацию, а теперь спрашивает!..
— Я ведь говорил: чтобы работать.
— Это ты говорил мне, а принимаю тебя не я, а организация. Когда ты вступал в пионерскую организацию, ты давал торжественное обещание. В комсомоле не дают торжественного обещания, но товарищи должны знать, зачем ты вступаешь и достоин ли ты этой чести… Да, чести! Потому что быть комсомольцем — большая честь. Комсомол — это подготовительная ступень к вступлению в партию. А в чем состоит подготовка? В том, чтобы учиться большевизму и делами своими доказать свое желание и умение служить делу партии Ленина — Сталина. За это дело сложили головы многие старые большевики, борясь с царизмом. За это дело проливали кровь наши отцы во время гражданской войны. За это дело, не щадя себя, боролись на стройках первых пятилеток коммунисты и комсомольцы. На защиту этого дела грудью стал весь народ во время Великой Отечественной войны… Ты вступаешь в запасный полк великой армии бойцов-коммунистов. Ты не первый и не единственный, но мы должны знать: понимаешь ли ты, что это значит? Понимаешь ли ты, что идешь в помощники и на смену людям, не знавшим страха и себялюбия, тем, кто готов был отдать и силы и самую жизнь свою за победу дела большевиков, за то, чтобы мы могли завершить строительство коммунизма?
Антон говорит, не сводя с меня серьезного, почти строгого взгляда. Все, слушая Антона, смотрят не на него, а на меня. И мне кажется, что не только они — давно знакомые Антон, Даша и другие — смотрят на меня. Внимательно и испытующе смотрят с портрета прищуренные глаза Сталина, сверкает горячим блеском взгляд Сандро Васадзе, настороженно присматривается ко мне Павка Корчагин, а за ним появляются ясные, смелые глаза Олега, добрый, но твердый и требовательный взгляд Савелия Максимовича… Глубокое волнение охватывает меня. Что я отвечу всем им? Смогу ли я? Сумею ли?..
Я поднимаюсь и, чувствуя на себе взгляды товарищей, произношу единственное слово, однако для меня оно означает больше, чем любое обещание, чем клятва:
— Да!
И сразу, мне кажется, все взгляды становятся дружески улыбчивыми, ласковыми и веселыми.
— Добро, — говорит Антон. — Кто хочет высказаться?
— Все ясно. Голосуй, Антон! — кричат ему с мест.
Но Антон берет слово и говорит о том, как мы помогали оборудовать избу-читальню, работали на уборке и потом на постройке линии, озеленении деревни, и что начали мы школьный год хорошо, и если будет продолжаться так и дальше — из нас получатся настоящие комсомольцы, и он лично голосует за то чтобы меня принять…
Всю дорогу от Колтубов мы с Катеринкой заново переживали все происходившее на собрании. Я рассказываю ей перечувствованное тогда и жалею о том, что не сумел как следует сказать, что обязуюсь стать настоящим комсомольцем. Катеринка говорит, что это не важно, дело не в том, чтобы сказать, главное — показать на деле.
Получив комсомольский билет, я показываю его отцу.
— Мать! — зовет он. — Иди-ка сюда…
Они бережно держат новенькую книжечку, внимательно рассматривают ее и даже меня, словно я стал каким-то другим.
— Ты смотри, вырос у нас сын-то! А?.. — говорит отец. — Ну, поздравляю, сынок! Смотри только: эта книжка дает не права, а обязанности, сумей их выполнить… Ну, да ты и сам понимаешь, большой стал. Поздравляю! — и он крепко пожимает мне руку.
Мама ничего не говорит, но во взгляде ее я улавливаю радость и гордость.
За последнее время их отношение ко мне переменилось. Может быть, я ошибаюсь: просто переменился я сам и иначе все воспринимаю? Но мне кажется, что отец с матерью по-другому говорят и держатся со мной. Раньше им и в голову не приходило со мной советоваться, а теперь мы вместе обсуждаем все дела, и мне уже не говорят, что я маленький и что мое дело слушать да мотать на ус, когда вырастут усы. И отец прежде никогда не пожимал мне руку, а просто целовал иногда, ежели что, а теперь он пожал мне руку, как взрослому, и это мне приятнее, чем любая похвала и всякие нежности, потому что это рукопожатие без слов говорит о том, что я уже не маленький…