Этот «исторический невроз», принесший свои творческие плоды, растянулся у писателя на всю последующую жизнь.
Фридрих Горенштейн
На крестцах
Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного в шестнадцати действиях, ста сорока двух сценах (сцены, не включенные в настоящее издание, обозначены курсивом)
Биография Ивана Грозного невозможна. О нем мы знаем мало.
Холодный пепл мертвых не имеет заступника кроме нашей совести.
Действие первое
Первый монах (умиленно). Филипп святитель, воздевши руки, на псалмопении божественном стоит.
Филипп (оглядываясь). Иноки, а чего придоша оба, коли я на молитве стою?
Второй монах. Святитель благословенный! Царь Иван Васильевич ныне был в Твери и, по слуху, сюда, в Отроч монастырь, вознамеривается.
Первый монах. По дороге идучи в Тверь, царь повелел Малюте Скуратову к нам в Отроч монастырь, к тебе, опальному, наведаться.
Второй монах. Оттого, святитель, повинны мы вновь одеть на тебя оковы, чтоб не опалился государь на нас и не погубил нас самих смертными муками. Ибо государь повелел тебя по рукам и ногам и по чреслам наитягчайшими веригами оковати, повелел в твердые затворы и замки заключити и так держати. Мы ж, стражи твои, любя тебя, преподобного, то царское повеление порушили, от оков избавивши да поклавши их рядом. (Монахи берут оковы и надевают их на Филиппа.)
Первый монах (плача). Прости, святитель.
Филипп. Не плачьте, иноки. Исполняйте.
Второй монах (плача). Как же не восплакать, не возрыдать, не припасть к коленам твоим, святителя, исполняя по нужде веление прегордой власти?
Филипп. Иноки, пошто царь в Тверь пришел?
Первый монах. Святитель благословенный, меж Рождеством и Крещением избрал царь и великий князь Иван Васильевич время, чтоб идти с великою опалою в Великий Новгород.
Филипп. То его наустили недобрые клевреты.
Второй монах. Наущением и злоумышлением богоотступников, злых и буянных человеков, хищников от действа неприязного супостата дьявола, в уши царя была нашептана клевета на архиепископа Пимена, на владычных бояр и изящных[1] именитых жителей градских.
Филипп. Дождался и Пимен. Прежде был тот Пимен чистого житья, однако ради своих благ и чинолюбия почал прихлебывати да прислуживати тирану, мучителю, и вкупе с ним меня неправедно гнати. Говорил я ему: а мало пожди – и сам смертную чашу изопьешь от него, мучителя.
Первый монах. Бог ожесточил сердце царю великим гневом и неукротимой яростью, и великим озлоблением. Не одни лишь Новгород и Псков, а и Тверь осуждена на кару.
Второй монах. Царь на Твери многия люди побил, через Волгу раза два и три перелезая.
Первый монах. Тако ж и иные города подлежали разорению: Торжок, да Высшний Волочек, да Клин. Клин первый испытал царский гнев.
Второй монах. Гневен царь.
Филипп. Царь ли то! Царя ли тут усвояем? Навуходоносор. Не монарх, не властитель, не самодержец, не Август Кесарь. Кровопойный сумасброд вступил в войну с прошедшими веками, дико мстя живым за давно умерших. Тверь осуждена на кару в воспоминание о тех временах, когда тверские князья боролись с московскими предками царя Ивана, с семенем Калиты. Клин, да Торжок, да Высшний Волочек, все те города тогда не у Москвы, у Твери были. А мог бы, то и всему народу русскому отомстил. При опричном утверждении он уже обвинял весь русский народ, что в прошедшие века этот народ не любил царских предков. Однако особая нелюбовь царя к двум землям вечевой свободы – Новгороду да Пскову. Новгородцы издавна знают о той царской злобе, давно чуют над собой беду, и как был я митрополитом, то просил ходатайствовать за них перед царем. Не раз ходатайствовал я за Новгород и иных опальных к жестокой самоуправной и надменной прегордой власти, паче же сказать, прелютому ненасытному кровоядцу, оному зверю, к лютому да хищному. А вот чего достиг! Повелел оковать меня тягчайшими цепями, ввергнув престарелого и измученного, утомленного да удрученного великими трудами и с немощным его телом в темницу.